Герасимов, Пётр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Александрович Герасимов
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империя

Дата рождения

1812(1812)

Дата смерти

20 декабря 1869(1869-12-20)

Место смерти

Псков

Работы и достижения
Учёба:

МДАУ

Работал в городах

Москва

Архитектурный стиль

классицизм, псевдорусский стиль

Реставрация памятников

Теремной дворец

Награды

Пётр Алекса́ндрович Гера́симов (1812 — 20 декабря 1869, Псков) — русский архитектор, реставратор и преподаватель, член-основатель и председатель Московского архитектурного общества в 1869 году.





Биография

Сын камер-лакея. С ноября 1822 года учился в архитектурной школе Экспедиции кремлёвского строения с чином копииста на своё содержание. В марте 1827 года был произведён в канцеляриста. После окончания в 1832 году Московского дворцового архитектурного училища (МДАУ) со званием архитектора-помощника 3-го класса, служил в Московской дворцовой конторе. В 1836 году Герасимов снимал рисунки древних архитектурных деталей в Измайлове. В 1837 году был награждён бриллиантовым перстнем[1].

В 1838—1849 годах под руководством К. А. Тона участвовал в строительстве Большого Кремлёвского дворца. За строительство дворца получил чин колежского секретаря и 400 рублей ассигнациями. В 1847 году был утвержден в звании архитектора. После окончания работ в Большом Кремлёвском дворце в 1849 году архитектор получил чин коллежского асессора, 1200 рублей серебром и золотую медаль на голубой ленте. В сентябре 1851 года П. А. Герасимову был пожалован орден Святой Анны 3-й степени[1].

В 1852—1855 годах в качестве помощника Н. И. Чичагова участвовал в перестройке здания старой Оружейной палаты. C 1849 по 1865 год преподавал в МДАУ перспективу и черчение. В октябре 1855 года был награждён орденом Святого Станислава 3-й степени, а в 1859 году тем же орденом 2-й степени. В 1859—1865 годах являлся директором МДАУ. С 1866 года преподавал архитектуру на архитектурном отделении Московского училища живописи, ваяния и зодчества. В 1868 году П. А. Герасимов стал начальником чертежной Московской Дворцовой конторы. В 1867 году стал одним из членов-учредителей Московского архитектурного общества (МАО), а в год своей смерти стал председателем Общества[1] (находился на этой должности менее месяца[2]).

Скончался 20 декабря 1869 года в Пскове по дороге в отпуск за границу. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище[1].

Работы в Москве

Напишите отзыв о статье "Герасимов, Пётр Александрович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Зодчие Москвы, 1998, с. 74-75.
  2. Историческая записка о деятельности Московского архитектурного общества за первые тридцать лет его существования. — М.: Лито-типография О. В. Шейвель, 1897. — С. 11.

Литература

  • Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 75—76. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.

Ссылки

  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=23839 Герасимов Петр Александрович ] Статья на сайте biografija.ru
  • [www.snor.ru/?an=pers_202 Герасимов Петр Александрович] (рус.). Справочник научных обществ России. Проверено 19 декабря 2010. [www.webcitation.org/66ybMjipQ Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Герасимов, Пётр Александрович

Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.