Герб Берлина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герб Берлина

Версии


Малая версия герба

Детали
Утверждён

1954

Корона

Корона о пяти зубцах

Щит

Английский четырёхугольный с заострённым основанием

Ранние версии

Использование

Корона только для использования органами власти

Герб Берлина — официальный символ Берлина. Официально утверждён в 1954 году, однако медведь является геральдическим символом Берлина с гораздо более древних времён.





Описание

Герб Берлина представляет собой серебряный щит с чёрным восстающим медведем с червлёным языком и вооружением. Щит увенчан золотой короной с пятью зубцами в форме листьев. На ободе короны изображена каменная кладка стены с закрытыми воротами в центре.

Использование

В полном варианте герб имеют право использовать лишь учреждения федеральной земли Берлин, однако помимо герба существует также логотип Берлина, идентичный гербу, но без короны. Он может использоваться и гражданами.

История

Считается, что медведь в гербе Берлина есть гласная фигура: он произносит первый слог названия города. Полагают также, что медведь в берлинском гербе помещен в память о маркграфе Альбрехте I Медведе.

Впервые изображение медведя, вернее двух медведей — чёрного и бурого — вместе с орлом и маркграфским шлемом появилось на печати Берлина в 1280 году. На печати середины XV века просматривается уже один медведь, в спину которого вонзил когти орел. Так иносказательно изображалось, что город стал столицей бранденбургских курфюрстов, родовым гербом которых был орел. Этот герб Берлин имел до начала XVIII века. Магистрат города с 1588 года пользовался и малой печатью с медведем без орла. С 1709 году столица Пруссии Берлин, поглотивший близлежащие города, стал иметь герб с восстающим (стоящим на задних лапах) медведем, а над ним два орла — прусский и бранденбургский. Орлы символизировали объединение Бранденбурга с Пруссией. Городская корона над щитом появилась в 1839 году. Современная форма герба утверждена в 1954 году.

Напишите отзыв о статье "Герб Берлина"

Ссылки

  • Аркадий Кузнецов. [his.1september.ru/2003/43/16.htm «Золотое дно» геральдики. Гербы Германии].

Отрывок, характеризующий Герб Берлина

– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.