Герб Бологого

Герб Бологое
Детали
Утверждён	1 июля 2010 года
Номер в ГГР	6253

Герб муниципального образования городского поселения город Болого́е Бологовского района Тверской области Российской Федерации.

Герб утверждён 1 июля 2010 года и внесён в Государственный геральдический регистр Российской Федерации с присвоением регистрационного номера 6253.

Описание

Геральдическое описание герба гласит: «В скошенном червлёном и золотом поле серебряный алмаз, окрылённый двумя крыльями переменных цветов, причём одно крыло расправлено вверх и влево, второе — вниз и вправо, сопровождаемый двумя направленными в него наконечниками положенными сообразно сечению стрел: вверху справа в золоте — червлёной, внизу слева в червлении — золотой».

Символика

Герб города Бологое символизирует уникальное — срединное положение города на Октябрьской железной дороге между Москвой и Санкт-Петербургом и аллегорически указывает на то, что развитие города прямо связано с железной дорогой.

Обрамлённый крыльями, которые отражают узловое положение города и железнодорожной станции, алмаз символизирует озеро Бологое, вокруг которого возникло поселение и являющиеся «настоящим алмазом (бриллиантом)» города.

Стрелы аллегорически указывают на движение высокоскоростных поездов на железной дороге Москва—Санкт-Петербург, отражают развитие города и влияние, которое оказывают на него две российские столицы.

См. также

• Флаг Бологого

Ссылки

• [www.bologoe-gorod.ru/index.php?dn=info&pa=simvol Символика города Бологое]

Отрывок, характеризующий Герб Бологого

– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.