Герб Канады

Королевский герб Канады
Версии
Детали
Утверждён	21 ноября 1921 года

Короле́вский герб Кана́ды (англ. Royal Coat of Arms of Canada, фр. Armoiries du Canada) — один из официальных государственных символов Канады. Впервые создан в 1868 году как герб Канадской конфедерации и состоял из гербов четырёх провинций. С расширением территории Канады и ростом числа провинций герб усложнялся и к 1905 году состоял уже из 9 частей, что сделало его слишком сложным. В 1915 году началась разработка совершенно нового герба, который был утвержден королём Георгом V 21 ноября 1921 года. В 1957 году герб был несколько изменён, а после незначительных поправок 1994 года герб принял современный вид.

История

Новая Шотландия

Возникшие на территории Канады XVI—XVII веках колонии, первоначально не имели своих эмблем. Лишь шотландской колонии Новая Шотландия герб был пожалован шотландским королём Яковом VI в 1625 году. Герб представляет собой щит, включающий Андреевский крест — синий на белом или серебряном поле. В центре щита изображен красный королевский лев, на жёлтом или золотом поле. Лев окружен двойной красной каймой, увитой геральдическими лилиями.

Ньюфаундленд

В 1637 году был официально закреплен герб колонии Ньюфаундленд. Герб представлял собой увенчанный лосем геральдический щит Лондонско-Бристольской колонизационной компании.

Компания Гудзонова залива

Западные и северо-западные земли Канады находились под управлением компании Гудзонова залива, чей герб, созданный в 1678 году, представлял собой щит с крестом и четырьмя бобрами, поддерживаемый оленями, увенчанный охотничьей шапкой с собакой.

Герб Новой Шотландии с 1625	Герб Ньюфаундленда с 1637	Герб компании Гудзонова залива с 1678

Английский период

После захвата всех французских колоний в Канаде Англией в 1763 году они не получили собственных гербов. Среди местных жителей популярными символами считались изображения бобра (на промысле которого во многом основывалась экономика Канады) и листьев канадского клена (сироп из кленового сока был одним из любимых продуктов как колонистов, так и индейцев).

Канадская Конфедерация

1 июля 1867 года британские колонии Онтарио, Квебек, Новая Шотландия и Нью-Брансуик были объединены в Канадскую конфедерацию (самоуправляющийся доминион Канада). В 1868 году был создан первый канадский герб. В четырёхчастном щите помещались гербы четырёх провинций. Провинцию Онтарио представляли три жёлтых кленовых листа в зелёном поле с английским красным крестом, Квебек — три зелёных кленовых листа в золотом с двумя французскими лилиями и английским львом, Нью-Брансуик — плывущая галера под золотым львом в красном поле, Новую Шотландию — пересеченное волнистой линией с изображением лосося золотое поле с тремя шотландскими чертополохами, однако в 1929 году был восстановлен её прежний герб.

Доминион Канада составлял лишь небольшую часть от современной территории Канады. Остальная часть, находившаяся преимущественно во владении компании Гудзонова залива и называвшаяся Землей Руперта, использовала в качестве символа с 1845 года британский торговый флаг (Red Ensign) с добавлением аббревиатуры компании НВС. В 1870 году владения компании Гудзонова залива Земля Руперта и Северо-Западные территории вошли в состав доминиона Канада. В 1871 году была присоединена Британская Колумбия, в 1873 году — Остров Принца Эдуарда. Образовались новые провинции (Северо-Западные территории, Манитоба, Британская Колумбия, Остров Принца Эдуарда), также получившие гербы, добавленные в к гербу Конфедерации. В результате герб Канады получился настолько сложным (к 1905 году герб состоял из девяти частей), что было принято решение больше не добавлять в него гербы новых провинций и не изменять его в зависимости от смены герба отдельной провинцией.

Современность

В 1915 году началась разработка совершенно нового герба. Для этой цели в 1919 году был сформирован специальный комитет. 21 ноября 1921 года король Георг V подписал указ об утверждении нового герба Канады.

В 1957 году герб был несколько изменен: цвет кленовых листьев на щите сменился с зелёного на красный, форма щита и постамента была упрощена, корона Тюдоров была заменена короной Святого Эдуарда.

Современный вид герб приобрёл в 1994 году. В новом варианте герба добавлена опоясывающая щит лента с заимствованным с высшей гражданской награды — Ордена Канады девизом Desiderantes Melioreum Patriam («Они желали лучшей страны»). Кроме того, в новом варианте герба намёт был выполнен в виде стилизованных красных и белых листьев канадского клёна.

Эволюция современного варианта герба

1921	1957	1994

Использование

Герб используется как символ государственной власти различными ведомствами и представителями власти, включая премьер-министра, кабинет министров, спикера палаты общин, Парламент, большинство судов, включая Верховный суд Канады.

Кроме того, изображение герба напечатано на банкнотах всех номиналов (сам метод печати делает изображение герба степенью защиты от подделок, отчеканено на пятидесятицентовой монете, а также изображена на обложке канадского паспорта.

В вооруженных силах Канады право на знаки отличия с изображением герба имеют только главный прапорщик (Chief Warrant Officer  (англ.)) и главный старшина 1-го ранга (Chief Petty Officer 1st Class  (англ.)). Полный вариант герба на красном флаге также иногда используется государством, например по случаю празднования столетия Канады (Canadian Centennial  (англ.)).

Герб Канады воспроизводится на официальных документах правительства и парламента страны, некоторых министерств, верховного суда, на публикациях парламентских дебатов, на документации канадских посольств за рубежом, помещается на государственных зданиях. Изображение герба запрещено применять в коммерческих целях.

Символизм герба

Корона

Герб увенчан короной Св. Эдуарда, использующейся для коронации британских монархов, являвшихся главами Канады. Этот элемент символизирует государственный статус Канады: конституционная монархия во главе с королём или королевой Великобритании. Этот вариант короны был принят в 1957 году по инициативе Елизаветы II взамен старого варианта 1921 года, который изображал корону Тюдоров.

Нашлемник и бурелет

Нашлемник герба аналогичен таковому в королевском гербе Великобритании, за исключением того, что английский золотой коронованный лев держит в правой лапе красный кленовый лист — символ суверенитета Канады. Кроме того, лев с кленовым листом в лапе является ещё и эмблемой генерал-губернатора Канады и символизирует в данном случае уже не суверенитет Канады, а факт того, что генерал-губернатор является представителем британской короны в Канаде. Бурелет представляет собой две переплетенные между собой матерчатые трубки белого и красного цвета.

Шлем и намёт

К золотому королевскому шлему с решетчатым забралом прикреплен стилизованный под бело-красные кленовые листья намёт.

Щит

Геральдический щит пятичастный. Четыре части символизируют страны, из которых прибыли предки канадцев: три золотых льва на красном поле символизируют Англию, красный лев на золотом поле — Шотландию, золотая арфа на синем поле — Ирландию, три золотых лилии на синем поле — Францию. Пятая (нижняя) часть — три красных листа сахарного клена на серебряном поле, растущие из одной ветви как символ развития единой нации из многих народов.

Лента

Щит опоясывает лента с латинском надписью Desiderantes Melioreum Patriam  (лат.) («Они желали лучшей страны»). Этот девиз позаимствован с высшей гражданской награды — Ордена Канады. Этот элемент был добавлен королевой в 1987 году по совету премьер-министра и в 1994 году был утвержден официально в качестве элемента нового дизайна герба.

Девиз

Снизу герб окаймляет синяя с бирюзовым отливом лента с латинским девизом A mari usque admare  (лат.) («От моря до моря»), взятым из 71-го библейского псалма: «Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли». В оригинале в 1906 году девиз использовался в законодательной ассамблее Саскачевана.

В марте 2006 года премьеры трех провинций Канады призвали обновить девиз, дабы он лучше отражал всю территории страны, так как Канада имеет выход к Северному Ледовитому, Атлантическому и Тихому океанам. Предлагаются варианты: A mari ad mare ad mare  (лат.) (От моря до моря и до моря) и A mari usque ad maria  (лат.) (От моря к морям).

Щитодержатели

Поддерживают щит стоящие на задних лапах английский лев и шотландский единорог (фигуры заимствованы из герба Великобритании). Лев и единорог держат флагштоки с королевскими знамёнами Британии и Франции. В отличие от Британской версии, лев не коронованный и смотрит в сторону. Разорванная цепь символизирует сопротивление единорога против притеснения.

Основа

Щитодержатели стоят на платформе из геральдических растений, повторяющих основной мотив щита: английские (и валийские) розы Тюдоров (соединяющие в себе белую розу Йорков и красную розу Ланкастеров), французские королевские лилии, шотландский чертополох и ирландский трилистник.

См. также

• Флаг Канады
• Гимн Канады
• Герб Великобритании

Отрывок, характеризующий Герб Канады

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.