Герб Синт-Эстатиуса

Герб Синт-Эстатиуса
Детали
Утверждён	9 ноября 2004
Корона	Серебрянная башенная корона о четырёх видимых зубцах, каждый из которых заканчивается четырьмя малыми зубцами
Девиз	Superba et confidens («Гордый и отважный»)
Прочие элементы	десница с мечом держава
Автор герба	Вальтер Хеллебранд

Герб Синт-Эстатиуса — официальный символ Синт-Эстатиуса (нидерл. Sint Eustatius) острова в Карибском море в составе Наветренных островов (архипелага Малые Антильские острова), общины Нидерландов, которая не входит ни в одну из нидерландских провинций, но вместе с двумя другими общинами на Малых Антильских островах составляет нидерландское владение Бонэйр, Синт-Эстатиус и Саба, также называемое Карибскими Нидерландами.

Описание

Состоит из щита и девиза. Герб был создан в 2002 году, утверждён 9 ноября 2004 года Советом острова Синт-Эстатиуса, когда страна ещё была частью Нидерландских Антильских островов. Автором герба является Вальтер Хеллебранд.

Щит состоит из трёх частей, представляющих собой символ прошлого, настоящего и будущего. На щите помещёны изображение главного ориентира острова — золотой двуглавой горы Маунт-Мазинга (600 м), древнего потухшего вулкана с кратером на красном фоне, символизирующем тропический климат и сине-серебряных волн океана, оранжевый форт с открытыми воротами на зелёной траве и Ангела-королевы, тропической морской рыбы из семейства рыб-ангелов. Над щитом — корона в виде крепости с четырьмя башнями. За щитом — связки сахарного тростника, размещённых в виде Андреевского креста.

Золотая гора связана с прежним наименованием острова Годен рок (Золотая скала, Golden Rock), в те времена, когда он был очень богатым торговым центром на Карибах и островитяне получали значительные доходы от торговых операций. Форт Оранж (Oranje) во втором поле — самое старое по времени сооружение острова Синт-Эстатиуса, а также центр его общественной жизни. Рыба ангел-королева является символом богатства природы здешних мест и экологическое наследие острова. Природа также привлекает сюда много туристов и, таким образом, имеет важное значение для настоящего и будущего острова. Две связки сахарного тростника символизируют размещавшиеся на острове многочисленные плантации этой ценной сельскохозяйственной культуры. Стенная корона это 16 фортов, которые когда-то стояли на защите острова Синт-Эстатиуса, среди них и форт Ораньестад (Синт-Эстатиус), нынешняя столица острова. Над короной надпись на латыни St. Eustatius (Синт-Эстатиус).

Вокруг щита в виде нитки голубовато-синих бусин (бисера), которые символизировали богатство.

Под щитом лента с девизом «Superba et confidens» (на русском языке: «Гордый и отважный» или «Гордый и уверенный в себе»

Ссылки

• [www.crwflags.com/fotw/flags/bq-se.html#coa Coat of Arms St. Eustatius]

Отрывок, характеризующий Герб Синт-Эстатиуса

– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.