Герб Южной Георгии и Южных Сандвичевых Островов

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Герб Южной Георгии и Южных Сандвичевых Островов
Детали

Герб Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов официально был принят в 1985 г., сразу же после создания территории. До 1985 г. использовался герб Фолклендских островов.

Герб Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов состоит из щита, покрытого белыми и голубыми ромбами, содержащего треугольник зеленого цвета, в котором размещен золотой лев, держащий факел, и две желтых звезды. Лев с факелом представляет Великобританию и открытие островов. Белые и голубые ромбы взяты с герба Джеймса Кука, первооткрывателя островов.

Щитодержателями выступают морской лев и золотоволосый пингвин, которые в изобилии водятся на островах. Над щитом возвышается северный олень, от двух стад северного оленя, обнаруженных на островах Южной Джорджии. Морской лев стоит на горе, в то время как пингвин стоит на льду.

Под щитом размещен девиз Leo Terram Propriam Protegat (лат.: «Пусть лев защитит свою страну»).

Герб также изображен на флаге Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов

Отрывок, характеризующий Герб Южной Георгии и Южных Сандвичевых Островов

После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.