Геркулес (мультфильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Геркулес
Hercules
Жанр

фэнтези

Сиквелы

Геркулес: Как стать героем

Режиссёр

Джон Маскер
Рон Клементс

Автор сценария

Рон Клементс
Джон Маскер
Дональд МакИнери
Боб Шоу
Айрин Мэкки

Композитор

Алан Менкен

Студия

Walt Disney Pictures

Страна

США США

Длительность

93 мин.

Премьера

27 июня 1997

Бюджет

$85 млн.[1]

Сборы

$252 712 101[1]

IMDb

ID 0119282

«Геркулес» (англ. Hercules) — американский полнометражный мультфильм 1997 года, основанный на мифах о Геракле.





Сюжет

У бога Зевса рождается сын Геркулес, чему рады все жители Олимпа. Негативно к новорождённому отнёсся лишь брат Зевса, Аид — повелитель Загробного мира (то есть царства мёртвых). Вернувшись домой, он принимает у себя Мойр, которые предсказывают богу власть на Олимпе спустя 18 лет, помешать чему может лишь возмужавший Геркулес. Аид приказывает своим приспешникам, чертям-метаморфам Боли и Панику, похитить младенца и напоить его эликсиром, лишающим божественного начала, после чего убить.

Демоны успешно выполняют первую часть плана, но по их оплошности Геркулес выпивает эликсир не до конца (остаётся всего одна капля), и значительная часть силы остаётся при нём. Младенца подбирают бездетные Алкмена и Амфитрион, и когда демоны, приняв облик змей, пытаются укусить Геркулеса, тот с легкостью скручивает их и бросает в кусты. Боль и Паник, вернувшись в прежнее состояние, решают не говорить Аиду о своей неудаче и возвращаются в Загробный мир.

Став подростком, Геркулес начинает страдать из-за своей нечеловеческой силы, так как люди его попросту боятся и стараются избегать. Когда юноша по оплошности разрушает целый рынок, приёмные родители рассказывают Геркулесу, что он не их сын, и отдают медальон, который был на его шее в ту ночь. Геркулес отправляется в храм Зевса, дабы узнать правду о своем рождении. По его приходу в храм статуя Зевса оживает, что приводит Геркулеса в ужас, но Зевс успокаивает парня, сказав ему, что он — его сын. Зевс объясняет своему собеседнику, что тот не может вернуться на Олимп, не став богом вновь, для чего нужно совершить подвиг.

Владыка Олимпа дарит сыну крылатого коня Пегаса и даёт указание отправляться к сатиру Филоктету, обучающему героев. На месте выясняется, что Филоктет, представившийся как Фил, уже много лет никого не тренирует, ибо разочаровался в своих учениках, каждый из которых нелепо погиб (в качестве примеров приводятся Одиссей, Персей, Тесей и Ахиллес); Фил мечтает о таком ученике, портрет которого был бы выложен богами из звёзд. Когда Геркулес говорит Филу, что он сын Зевса, Фил лишь поднимает юношу на смех. Но Зевс, ударив сатира молнией, убеждает того взять Геркулеса на обучение.

По прошествии нескольких лет повзрослевший Геркулес вместе с Филом отправляется на поиски приключений, и первым делом спасает от озабоченного кентавра девушку по имени Мегара (в дальнейшем её зовут Мег). Та относится к своему спасителю довольно скептически, в то время как Геркулес в неё влюбился. Фил же воспринимает новую знакомую с подозрением. Далее выясняется, что Мег — подельница Аида, некогда выкупившего её душу. Узнав, кто пришёл на помощь его рабыне, Аид приходит в ярость и сначала срывается на Боли и Панике, но потом придумывает план по устранению потенциального врага.

В это время Геркулес, Фил и Пегас прибывают в Фивы, жители которых постоянно страдают от всяческих напастей, но предложение Геркулеса совершить для них какой-либо подвиг воспринимают неодобрительно. Внезапно прибегает Мег и говорит, что двое детей (на самом деле Боль и Паник, но в другом образе) попали под обвалившуюся скалу. Геркулес с радостью освобождает «детей», переместив валун и, тем самым, выпустив Лернейскую гидру.

Попытки убить монстра не увенчались успехом, так как на месте отрубленной головы вырастают три новые. В конце концов, Геркулес устраивает камнепад, и гидра погибает от раздавивших её булыжников. Впоследствии Геркулес добивается огромной популярности среди соотечественников, побеждая одного врага за другим, но, обратившись к отцу по поводу возвращения на Олимп, парень узнаёт, что не совершил ещё подвига, достаточного для становления богом. Что это должен быть за подвиг, Зевс умалчивает.

Так как попытки натравить на Геркулеса всевозможных монстров были безуспешными, Аид поручает Мег выведать у влюблённого в неё героя его ахиллесову пяту. Мег зовёт Геркулеса на свидание, где всячески старается заставить его проговориться, но тот и сам не ведает своих слабостей. При этом, девушка проникается к нему чувствами, и при последующем разговоре Аид осознает, что слабостью Геркулеса является сама Мег.

Фил случайно подслушивает разговор злоумышленников и пытается предупредить ученика, но он слышать ничего не желает и в секундном порыве ярости сильно ударяет сатира, и тот, обидевшись, уходит. В это время Боль и Паник заманивают Пегаса в ловушку, а Аид, появившись перед Геркулесом, шантажирует его, обещая убить Мег. В обмен на её жизнь и безопасность Аид просит силу Геркулеса ровно на сутки, и последний соглашается.

Забрав силу героя и освободив Мег, Аид рассказывает парню, что Мег работала на него. В тот же день происходит парад планет, и таким образом, план Аида воплощается в жизнь. Он освобождает титанов, много лет назад пленённых небожителями, и с их помощью захватывает Олимп, одновременно с этим отправив в Фивы циклопа ( союзника титанов также ранее заключенного), дабы он убил Геркулеса, пока тот слаб. Циклоп сеет разрушения, но Геркулесу удается ослепить монстра факелом и столкнуть с обрыва.

Падая, циклоп вызывает небольшое землетрясение, и на Геркулеса падает колонна. Но Мег отталкивает его в сторону, принимая удар на себя. К Геркулесу возвращается его сила, так как по условию, установленному Аидом, Мег должна была быть невредима. Оседлав Пегаса, Геркулес побеждает титанов, освобождает жителей Олимпа и прогоняет Аида, но Мег к этому моменту умирает. Тогда Геркулес отправляется в Загробный мир с целью освободить возлюбленную, но для этого ему придётся нырнуть в Стикс и вытащить из него её душу. Вода реки постепенно старит его, и мойры уже готовы перерезать нить его судьбы, как вдруг та озаряется светом и становится неперерезаемой: получается, что Геркулес стал богом, пожертвовав собой ради другого человека. Вынырнув из Стикса, он сталкивает туда Аида; Боль и Паник же решают ничего не предпринимать и отдохнуть от вспыльчивого хозяина.

Геркулес, Мег, Фил и Пегас попадают к воротам Олимпа, и боги с радостью принимают юношу. Но тот решает остаться на Земле, ибо теперь уже не сможет жить без Мег. Зевс одобряет решение сына и вновь делает его человеком, и последний вместе с Мег возвращается к своим приёмным родителям. На Олимпе устраивают праздник, во время которого сбывается давняя мечта Фила — на небосводе появился звёздный портрет Геркулеса.

Факты

  • Гидра, с которой сражался Геркулес, создана с помощью 3D графики.
  • Шкура, в которой позировал Геркулес, принадлежала Шраму из мультфильма «Король Лев».
  • В сцене, где Геркулес позирует в шкуре Шрама, Фил оказывается раскрашенным под другого персонажа мультфильма «Король Лев» - Рафики.

Роли дублировали

В эпизодах

А также

Информация о русском дубляже

Фильм дублирован кинокомпанией «Нева-1» по заказу компании «Disney Character Voices International» в 1998 году[2].

  • Переводчики и авторы синхронного текста — Лилия Королёва, Екатерина Барто
  • Автор текстов песен — Владимир Уфлянд
  • Режиссёр дубляжа — Людмила Демьяненко
  • Музыкальный руководитель — Анатолий Федченко
  • Звукорежиссёры — Оксана Стругина, Владимир Справцев
  • Звукомонтажёры — Мария Стругина, Татьяна Гончарук
  • Звукорежиссёр перезаписи — Алексей Шульга
  • Творческий консультант — Мариуш Яворовский
  • Директор — Олег Березин

Песни в фильме

Саундтрек

  1. «Long Ago…» — Charlton Heston
  2. The Gospel Truth/Main Title — Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas
  3. The Gospel Truth II — Roz Ryan
  4. The Gospel Truth III — Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas
  5. «Go the Distance» — Roger Bart
  6. Oh Mighty Zeus (Score)
  7. «Go the Distance (Reprise)» — Roger Bart
  8. «One Last Hope» — Danny DeVito
  9. «Zero to Hero» — Tawatha Agee, Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas
  10. «I Won't Say (I'm in Love)» — Susan Egan, Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas
  11. «A Star Is Born» — Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas
  12. «Go the Distance (Single)» — Michael Bolton
  13. The Big Olive (Score)
  14. The Prophecy (Score)
  15. Destruction of the Agora (Score)
  16. Phil’s Island (Score)
  17. Rodeo (Score)
  18. Speak of the Devil (Score)
  19. The Hydra Battle (Score)
  20. Meg’s Garden (Score)
  21. Hercules' Villa (Score)
  22. All Time Chump (Score)
  23. Cutting the Thread (Score)
  24. A True Hero/A Star Is Born (End Title) — Lillias White, LaChanze, Roz Ryan, Cheryl Freeman, and Vanéese Y. Thomas

Напишите отзыв о статье "Геркулес (мультфильм)"

Примечания

  1. 1 2 [www.boxofficemojo.com/movies/?id=hercules.htm Hercules]. Box Office Mojo. www.boxofficemojo.com. Проверено 6 мая 2014.
  2. Информация о русском дубляже составлена согласно данным, зачитанным диктором во время финальных титров.

Ссылки

  • «Геркулес» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v156908 Геркулес] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.rottentomatoes.com/m/1078028-hercules/ «Геркулес»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
  • [www.bcdb.com/bcdb/cartoon.cgi?film=Hercules/ «Геркулес»] (англ.) на сайте Big Cartoon DataBase
  • [www.boxofficemojo.com/movies/?id=hercules.htm «Геркулес»] (англ.) на сайте Box Office Mojo

Отрывок, характеризующий Геркулес (мультфильм)

Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.