Гёрлиц
|
Гёрлиц
Görlitz
|
Гёрлиц (нем. Görlitz , в.-луж. Zhorjelc, н.-луж. Zgórjelc) — самый восточный город Германии, в земле Саксония.
Восточная часть города после Второй мировой войны была отделена от Гёрлица, находится сейчас в Польше и называется Згожелец. Границу образует река Нейсе. Город во время войны не был разрушен. В городе более 4 000 хорошо отреставрированных памятников архитектуры.
Зимой в Гёрлице местное время совпадает с официальным, так как 15-й меридиан, по которому определяется Центрально-европейское время, проходит в черте города.
Содержание
История
В археологических раскопках в чертах города нашли монеты Римской империи. После того, как германские племена в ходе Великого переселения народов в IV и V веках покинули район восточной Верхней Лужицы, в VII и VIII веке здесь поселились славянские племена. Само слово Goreliz славянское и происходит от глагола гореть.
В конце X века мейсенский маркграф Геро покорил славян Верхней и Нижней Лужицы и включил их территорию в Священную Римскую империю. Тем не менее территория долгое время оставалась очагом конфликта между Богемией, Польшей и Священной Римской империей. Гёрлиц впервые был упомянут в 1071 году в грамоте короля Генриха IV. Несколько лет позже территория Верхней и Нижней Лужицы в 1075 году как залог и в 1089 году как феод подпала под власть богемских герцогов и королей, которые этим стали владыками города до 1635 года.
Под правлением Асканиев, которые получили восточную часть Верхней Лужицы вместе с городом Гёрлиц в 1253 году в качестве залога от чешского короля, город был укреплён и расширен в западном направлении. В 1303 году Гёрлиц получил городское право. После того, как город был возвращён королю, Иоанн Люксембургский разрешил поселение евреев и дал городу несколько привилегий, в том числе право на чеканку монет. Вскоре город стал одним из важнейших торговых городов между Эрфуртом и Бреслау.
Основываясь на экономической силе и королевской привилегии 21 августа 1346 года города Баутцен, Гёрлиц, Циттау, Каменц, Лёбау и Лаубан основали Союз шести городов, чтобы по поручению короля богемского и будущего германского императора Карл IV обеспечить земский мир. Юридически Гёрлиц мало отличился от имперских городов.
С 1377 по 1396 год город был столицей герцогства Гёрлиц, которое основал Карл IV для своего семилетнего сына Иоанна фон Гёрлица. После его смерти в 1396 году герцогство было упразднено.
Во время Гуситских войн в 1429 только южные и восточные слободы были сожжены, сам город не пострадал. В XV веке город был вовлечён в спор за чешский престол между Йиржием из Подебрад и Матвеем I Корвином. Впоследствии укрепление города было усовершенствовано. Под правлением венгерского короля Матвея I Корвина город в позднем XV веке расцвёл. Эра расцвета длилась далеко до XVI века. В это время были построены многие дома и церкви в стиле поздней готики и возрождения.
В 1635 году Гёрлиц вместе с Верхней Лужицей взамен за долги был отдан императором курфюршеству Саксония. В ходе Тридцатилетней войны город был оккупирован шведами и сильно разрушен.
В 1816 году город вследствие решений Венского конгресса был включён в прусскую провинцию Силезия. Это имело решающее влияние на политическое и общественное развитие города. В 1833 году было введено прусское городское право и город увидел новый период процветания. В 1848 году город был соединён железной дорогой с Дрезденом, Берлином и Бреслау. Это способствовало быстрой индустриализации. Многочисленные постройки из того периода до сих пор определяют облик города южнее центра.
В 1945 году отступающие войска вермахта взрывают все мосты через Нейсе — город в основном остаётся невредим. По Потсдамскому соглашению город делится на немецкую и польскую часть Згожелец.
Население
Численность населения города по оценке на 31 декабря 2013 года составляет 54 042 человека[1].
Промышленность
В Гёрлице расположен крупный вагоностроительный завод VEB Waggonbau Görlitz. С 1998 года завод принадлежит Bombardier Transportation.
До 1991 года — оптический завод Meyer-Optik.
Культура
Благодаря хорошо сохранённому старому городу, Гёрлиц часто становится кулисой для немецких и интернациональных фильмов, чем заслужил прозвище «Гёрливуд». Так, в Гёрлице и окрестностях снимались такие голливудские фильмы как Вокруг света за 80 дней, Бесславные ублюдки, Эрудиция, Отель «Гранд Будапешт».
Достопримечательности
- Верхнелужицкая научная библиотека — берёт своё начало в XVIII в., в ней хранятся пражские издания Франциска Скорины (11 книг).
- Старый город. Так как Гёрлиц не был разрушен во время Второй Мировой войны, он обладает одним из наилучше сохранившихся старых городов Центральной Европы. Более 4000 построек охраняются как памятники истории.
- Торговый дом (Kaufhaus) 1913-го года.
Известные жители
- Давид, Курт (1924—1994) — немецкий писатель
- Якоб Бёме — немецкий христианский мистик
- Иоганн Кристоф Бротце — лифляндский педагог, историк и этнограф
- Райнхарт Козеллек — немецкий историк и теоретик исторической науки
- Павле Юришич-Штурм — сербский военный деятель
- Йенс Йеремис — немецкий футболист
- Кальбаум, Карл Людвиг — психиатр
- Герцлиб, Вильгельмина — издательница, подруга Гёте
- Михаэль Баллак — футболист
- Родоканакис, Павлос — греческий художник
- Павел Ильич Нестеров — комендант в 1945 г.
Города-побратимы
Напишите отзыв о статье "Гёрлиц"
Ссылки
- [www.goerlitz.de Официальный сайт города Гёрлиц]
Примечания
| ||||||
Отрывок, характеризующий Гёрлиц
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.
