Германские языки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Германская ветвь»)
Перейти к: навигация, поиск
Германская
Таксон:

ветвь

Ареал:

Северная Европа и весь мир

Число носителей:

550 млн

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Индоевропейская семья

Состав

скандинавская, западногерманская, восточногерманская группы

Время разделения:

III век до н. э.

Процент совпадений:

67%

Коды языковой группы
ГОСТ 7.75–97:

гем 150

ISO 639-2:

ISO 639-5:

gem

См. также: Проект:Лингвистика

Индоевропейцы

Индоевропейские языки
Анатолийские · Албанский
Армянский · Балтские · Венетский
Германские · Греческие • Иллирийские
Арийские: Нуристанские, Иранские, Индоарийские, Дардские
Италийские (Романские)
Кельтские · Палеобалканские
Славянские · Тохарские

курсивом выделены мёртвые языковые группы

Индоевропейцы
Албанцы · Армяне · Балты
Венеты · Германцы · Греки
Иллирийцы · Иранцы · Индоарийцы
Италики (Романцы) · Кельты
Киммерийцы · Славяне · Тохары
Фракийцы · Хетты
курсивом выделены ныне не существующие общности
Праиндоевропейцы
Язык · Прародина · Религия
 
Индоевропеистика

Герма́нские языки — ветвь индоевропейской семьи. Распространены на территории ряда стран Западной Европы (Великобритания, Германия, Австрия, Нидерланды, Бельгия, Швейцария, Люксембург, Швеция, Дания, Норвегия, Исландия, Лихтенштейн), Сев. Америки (США, Канада), юга Африки (ЮАР, Намибия), Азии (Индия), Австралии, Новой Зеландии. Общее число говорящих как на родных языках — около 550 млн чел.





Классификация германских языков и диалектов

Германские языки делятся на 3 группы: северную, западную и восточную.

«Кластеры» в целом соответствуют языкам в лингвистическом смысле слова с выделением хронологических периодов, хотя в последнее время в германоязычном мире возобладала тенденция к выделению более мелких единиц («наречий») в качестве отдельных языков.

Западногерманская группа

Англо-фризская подгруппа

Южногерманская подгруппа

Современные диалекты нижненемецкого и верхненемецкого кластеров объединяются в понятие «немецкий язык», являясь функционально диалектами немецкого литературного языка. Это не относится к идиш и люксембургскому языку.

Скандинавская (северогерманская) группа

Восточногерманская группа

Все языки данной группы вымерли. По некоторым чертам сближается со скандинавской группой, а рядом лингвистов даже включается в её состав.

Как отмечает современный германист В. Берков, ввиду постоянного взаимодействия германских языков между собой их современная генетическая классификация значительно отличается от исторической. В частности, скандинавская группа исторически состояла из западной (норвежский, исландский, фарерский) и восточной (датский, шведский) подгрупп, в настоящее же время, в результате взаимного проникновения языков, северогерманская группа подразделяется на континентальную (шведский, норвежский, датский) и островную (исландский, фарерский) подгруппы. Аналогично с западногерманскими языками, от которых грамматически и лексически обособился английский язык; его носители полностью утратили понимание с носителями других западногерманских языков.

История

Историю развития германских языков принято делить на 3 периода:

  1. древний (от возникновения письменности до XI века) — становление отдельных языков;
  2. средний (XIIXV века) — развитие письменности на германских языках и расширение их социальных функций;
  3. новыйXVI века до настоящего времени) — формирование и нормализация национальных языков.

В реконструируемом прагерманском языке ряд исследователей выделяет пласт лексики, не имеющей индоевропейской этимологии — так называемый догерманский субстрат[1]. В частности, это большинство сильных глаголов, парадигму спряжения которых также невозможно объяснить из протоиндоевропейского языка[2]. Смещение согласных по сравнению с протоиндоевропейским языком — так называемый «закон Гримма» — сторонники гипотезы также объясняют влиянием субстрата.

Развитие германских языков от древности до наших дней связано с многочисленными миграциями их носителей. Германские диалекты древнейшей поры делились на 2 основные группы: скандинавскую (северную) и континентальную (южную). Во III веках до н. э. часть племен из Скандинавии переселились на южное побережье Балтийского моря и образовали восточногерманскую группу, противостоящую западногерманской (ранее южной) группе. Восточногерманское племя готов, продвигаясь к югу, проникло на территорию Римской империи вплоть до Пиренейского п-ова, где смешалось с местным населением (VVIII века).

Внутри западногерманского ареала в I веке н. э. выделялись 3 группы племенных диалектов: ингвеонская, иствеонская и эрминонская. Переселение в V—VI веках части ингвеонских племен (англы, саксы, юты) на Британские острова предопределило развитие в дальнейшем английского языка. Сложное взаимодействие западногерманских диалектов на континенте создало предпосылки для формирования древнефризского, древнесаксонского, древненижнефранкского и древневерхненемецкого языков. Скандинавские диалекты после их обособления в V веке от континентальной группы разделились на восточную и западную подгруппы, на базе первой позднее образуются шведский, датский и старогутнийский языки, на базе второй — норвежский, а также островные языки — исландский, фарерский и норн.

Формирование национальных литературных языков завершилось в Англии в XVIXVII веках, в скандинавских странах — в XVI веке, в Германии — в XVIII веке. Распространение английского языка за пределы Англии привело к созданию его вариантов в США, Канаде, Австралии. Немецкий язык в Австрии представлен его австрийским вариантом.

Место среди индоевропейских языков

Отличительные особенности германских языков, выделяющие их среди других индоевропейских:

Грамматика

Уже на древнейшем этапе развития германские языки обнаруживают наряду со сходствами и различия, характерные для каждой из групп в отдельности. В современных германских языках общие тенденции развития также проявляются в сходствах и различиях между ними. Исходная система общегерманского вокализма подверглась значительной модификации в результате многочисленных фонетических процессов («великий сдвиг гласных» в английском языке, изменения в наборе и распределении долгих и кратких гласных в исландском и др.). Для германских языков характерна оппозиция кратких и долгих гласных, причем различия между некоторыми фонемами не только количественные, но и качественные. Дифтонги представлены практически во всех германских языках, но их количество и характер различаются по языкам. Для консонантизма типично противопоставление глухих и звонких (исключение — исландский, датский, фарерский языки). Свойственное германским языкам динамическое ударение в норвежском и шведском языках сочетается с музыкальным, в датском ему генетически соответствует т. н. толчок.

Для грамматического строя германских языков характерна тенденция к аналитизму, реализуемая в отдельных языках с разной степенью полноты (ср. аналитические английский и африкаанс с флективными исландским и фарерским). Наиболее четко она проявляется в именном склонении. Категория падежа в большинстве языков представлена оппозицией общего и родительного (притяжательного) падежей. Падежные отношения при этом выражаются преимущественно порядком слов и предложными конструкциями. Категория числа двучленная (единственное — множественное), но формально выражено только множественное число. Трёхродовая классификация существительных (мужской, женский, средний) сохраняется в 5 из 11 германских языков. В некоторых из них представлены только два рода — общий и средний, в английском и африкаанс категории рода нет. Свойственное германским языкам наличие двух типов склонения прилагательных — сильного и слабого сохранилось в немецком и скандинавском языках, тогда как в нидерландском языке и африкаансе оно представлено в виде двух форм прилагательного.

Для системы спряжения характерна классификация глаголов по способу образования форм претерита: сильные образуют их с помощью аблаута, слабые используют дентальный суффикс. Германские языки различаются как по инвентарю, так и по употреблению временных форм: в английском языке их 16, в датском и африкаансе — всего 6. Широко представлены аналитические глагольные формы, состоящие из вспомогательных глаголов и неличных форм (будущее, перфект). Двучленная категория залога (актив — пассив) выражается личными формами или конструкциями с причастием II. Категория наклонения представлена оппозицией индикатив/императив/конъюнктив, наибольшие различия по языкам отмечены в плане содержания и выражения конъюнктива.

Для структуры простого предложения характерна тенденция к фиксации порядка слов, особенно глагола — сказуемого. Инверсия наблюдается в вопросительных, побудительных и придаточных предложениях.

Письменность

Древнейшие памятники германской письменности выполнены рунами — старшими (VIII—IX вв.), младшими (IX—XII вв.), пунктированными (XI—XIII вв.), в готском яз. — готским письмом (IV в.). Латинское письмо появляется вместе с введением христианства в Англии с VII в., Германии с VIII в., в скандинавских странах с конца XI в. (Исландия, Норвегия) и с XIII в. (Швеция, Дания). Используются англо-саксонский и каролингский минускулы с добавлением ряда знаков для передачи звуков, отсутствовавших в латинском языке.

См. также

Напишите отзыв о статье "Германские языки"

Примечания

  1. Sigmund Feist, «The Origin of the Germanic Languages and the Europeanization of North Europe», in Languages, 8, 1932, p. 245—254 ([www.jstor.org/pss/408831 на JSTOR.org]).
  2. Mailhammer R. (2005) The Germanic Strong Verbs.

Литература

  • Адмони В. Г., Ярцева В. Н. Историко-типологическая морфология германских языков: Именные формы глагола. Категория наречия. Монофлексия. — М.: Наука, 1978. — 178 с.
  • Берков В. П. Современные германские языки. — М.: Астрель—АСТ, 2001.
  • Бубрих Д. О языковых следах финских тевтонов — чуди. Язык и литература. I. — Л., 1926. [О финских элементах в германских языках].
  • Жирмунский В. М. Введение в сравнительно-историческое изучение германских языков. — М.—Л., 1964.
  • Историко-типологическая морфология германских языков: Категория глагола. / Под ред. М. М. Гухман, Э. А. Макаева, В. Н. Ярцевой. — М.: Наука, 1977. — 296 с.
  • Историко-типологическая морфология германских языков: Фономорфология. Парадигматика. Категория имени. / Под ред. М. М. Гухман. — М.: Наука, 1977. — 360 с.
  • Кузьменко Ю. К. Фонологическая эволюция германских языков. — Л.: Наука, 1991. — 284 с.
  • Мейе А. Основные особенности германской группы языков. / Пер. с франц. — М., 1952.
  • Прокош Э. Сравнительная грамматика германских языков/ Пер. с англ. — М., 1954.
  • Сизова И. А. [tapemark.narod.ru/les/101a.html Германские языки]. // Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990.
  • Соловьёва Л. Н. [sprach-insel.com/index.php?option=com_content&task=view&id=65&Itemid=61 Древние германцы и их языки]
  • Сравнительная грамматика германских языков. — Т. 1—4. — М., 1962—1966.
  • Топорова Т. В. Германские языки. // Германские и кельтские языки. Языки мира. — М.: Academia, 2000.
  • Grundriss der germanischen Philologie. / hrsg. von H. Paul. Bde I, II. — 1907.
  • Hirt H. Handbuch des Urgermanischen. — Tl. 1—3. — Hdlb., 1931—1934.
  • Hutterer C. J. Die germanischen Sprachen. — Bdpst., 1973.
  • Keller R. E. The German language. — L.—Boston, 1975.
  • Streitberg W. Urgermanische Grammatik. — Hdlb., 1900.


Отрывок, характеризующий Германские языки

– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?