Герман, Анна Виктория
Поделись знанием:
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
| Анна Герман Anna German | ||||
 | ||||
| Основная информация | ||||
|---|---|---|---|---|
| Полное имя |
Анна Виктория Герман-Тухольская | |||
| Дата рождения | ||||
| Место рождения | ||||
| Дата смерти |
25 августа 1982 (46 лет) | |||
| Место смерти | ||||
| Годы активности |
1960—1982 | |||
| Страна | ||||
| Профессии | ||||
| Певческий голос | ||||
| Жанры | ||||
| Награды |
| |||
А́нна Викто́рия Ге́рман (польск. Anna Wiktoria German; 14 февраля 1936, Ургенч, Узбекская ССР, СССР — 25 августа 1982, Варшава) — всемирно известная польская и советская певица, звезда эстрады 1960-х — начала 1980-х годов, известна в основном как исполнительница песен на разных языках мира, в первую очередь на польском и русском. Лауреат множества национальных и международных фестивалей, в том числе в Монте-Карло, Сан-Ремо, Неаполе, Виареджо, Каннах, Сопоте.
Содержание
- 1 Биография
- 2 Творчество Анны Герман в СССР
- 3 Дискография
- 4 Грампластинки на 78 об/мин
- 5 Композиторы
- 6 Поэты
- 7 Переводчики
- 8 Фильмография
- 9 Концертные выступления, интервью, прижизненные фильмы
- 10 Литературное творчество Анны Герман
- 11 Анна Герман в искусстве
- 12 Память
- 13 См. также
- 14 Примечания
- 15 Ссылки
Биография
Детство и юность. Семья
Анна Герман родилась в СССР, в городе Ургенче. Этническая немка.
Мать — Ирма (русифицированное Ирма Давыдовна; 15.11.1909—30.01.2007), в девичестве Мартенс, из села Великокняжеское (ныне с. Кочубеевское Ставропольского края), происходила из меннонитов (потомков голландцев, живших в Германии), поселившихся в России в екатерининские времена, работала учительницей немецкого языка. В семье говорили на типичном для меннонитов немецко-платском диалекте (плаутдич).
Отец Ойген Герман (нем. Eugen Hörmann, имя русифицировано как Евгений Фридрихович Герман; 1909—11.10.1937[1]) — бухгалтер на хлебозаводе[2] русско-немецкого происхождения. Родился в городе Лодзь. Сын потомка немецких переселенцев[1]. В 1937 году был арестован по обвинению в шпионаже и осуждён на 10 лет без права переписки — расстрелян в Ташкенте. Был посмертно реабилитирован в 1957 году.
Бабушка — Анна Фризен Мартенс (18.01.1886 — 17.09.1971). Старший брат — Вильмар, погиб в 1940-е годы в сталинских лагерях[2]. Младший брат Фридрих умер в 1939 году, не дожив до двух лет [2][1].
В последующие несколько лет семья жила в Осинниках Кемеровской области, Ташкенте, затем — в Орловке (ныне Ак-Дёбё Таласской области Киргизии). Анна Герман проучилась в этой школе до 3 класса и её мать Ирма Мартенс преподавала немецкий язык в той же школе. В селе Ак-Дёбё Анну и её семью хорошо помнят и в местной школе есть стенд с её биографией и фотографиями. Далее Анна Герман училась в Джамбуле (ныне город Тараз в Казахстане). В одной школе с Анной в Джамбуле учился художник Анатолий Стишко[3].
Вторично мать Анны вышла замуж в 1942 году за офицера Войска Польского по имени Герман Бернер. Он воевал в 1-й пехотной дивизии имени Костюшко и погиб в битве под Ленино в октябре 1943 года, о чём стало известно несколькими годами позже (в 1977 году Анна Герман посетила мемориал в Ленино и возложила цветы[4]). Брак с поляком позволил Ирме с семьёй уехать в 1946 году в Польшу, поселившись в Нова-Руде. В 1949 году семья поселилась во Вроцлаве[5]. Ирма Герман после войны в Польше работала преподавателем немецкого языка в Сельскохозяйственном колледже города Вроцлава (ныне Университет естественных наук).
По окончании начальной школы Нова-Руды и Вроцлавского общеобразовательного лицея Анна поступила во Вроцлавский университет на факультет геологии. Участие в студенческой художественной самодеятельности в дальнейшем позволило ей стать певицей.
Творческая карьера до 1967 года
Анна Герман дебютировала в 1960 году в студенческом театре «Каламбур». Однако играла там очень недолго: на одном из первых выступлений Анна забыла слова, и так расстроилась, что покинула театр[1]. В 1961 году устроилась на работу во Вроцлавскую эстраду и уже в следующем году, сдав экзамен квалификационной комиссии, стала профессиональной певицей[1]. Получив стипендию от итальянского правительства, начинающая певица на несколько месяцев уехала в Рим.
Первое признание пришло к Анне Герман после того как актёр и режиссёр из Жешува Юлиан Кшивка пригласил её в свою труппу. Благодаря ему Анна смогла принять участие в III Международном фестивале песни в Сопоте[6], где получила ІІ премию (в категории польских исполнителей) за песню «Так мне с этим плохо» (польск. Tak mi z tym źle) Генриха Клейне и Бронислава Брока. Следующие признание и премия последовали на Всепольском фестивале эстрадных коллективов в Ольштыне. Певицу отметили за исполнение «Ave Maria» (Шарль Гуно на основе прелюдии до мажор И. С. Баха, I том ХТК, 1722, BWV 846). Но настоящую известность Анне Герман принесла в 1964 году песня «Танцующие Эвридики» (польск. Tańczące Eurydyki) Катажины Гертнер и Евы Жеменицкой: вторая премия в категории актёрско-литературной песни на II Фестивале польской песни в Ополе (24—28 мая), первое место (в местном отборочном туре) и третье — в Международном туре на фестивале в Сопоте.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2779 дней]
В 1965 году Анна Герман впервые съездила на гастроли в Советский Союз. По результатам выступлений, на фирме «Мелодия» ей предложили записать пластинку с песнями на польском и итальянском языках[1]. В том же году на III Фестивале польской песни в Ополе Анна получила первую премию в категории артистической песни за песню «Зацвету розой» (польск. Zakwitnę różą) Катажины Гертнер и Ежи Миллера.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2779 дней]
В декабре 1966 года Анна Герман в Милане заключила контракт с небольшой фирмой CDI на выпуск пластинки, став таким образом первой исполнительницей из-за «железного занавеса», которая сделала записи в Италии.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2779 дней] На пресс-конференции президент CDI Пьетро Карриаджи заявил, что Герман продала в СССР более миллиона своих пластинок[7]. В Италии Анна Герман неудачно выступила на фестивале в Сан-Ремо (не прошла в финал), снялась в телевизионном шоу, записала программу с певцом Доменико Модуньо, выступила на фестивале неаполитанской песни в Сорренто и получила премию самым обаятельным артистам «Oscar della sympatia»[1].
Автомобильная авария и лечение
27 августа 1967 года, находясь в Италии на гастролях, между городом Форли и Миланом Анна Герман попала в тяжёлую автомобильную аварию. На высокой скорости автомобиль импресарио певицы врезался в бетонное ограждение. Анну выбросило из автомобиля через лобовое стекло. Она получила многочисленные переломы, травмы внутренних органов. По результатам расследования выяснилось, что водитель машины — её менеджер Ренато Серио — заснул за рулем. Сам он отделался переломом кисти и ноги[1][2].
После аварии Анна Герман неделю не приходила в сознание. После того как сняли гипс, певица ещё полгода неподвижно лежала на больничной кровати. Затем несколько месяцев пришлось вновь учиться сидеть и ходить[2].
27 января 1968 года Анна Герман получила премию музыкальной ярмарки MIDEM, как исполнитель Польши, продавший самое большое число пластинок между 1 июля 1967 и 30 июня 1967 года[8].
В конце 60-х выпустила автобиографическую книгу «Вернись в Сорренто?», посвященную итальянскому периоду карьеры. Тираж книги — 30 000 экземпляров[2].
Возвращение на эстраду и творческая карьера в 1970-е годы
Анна вернулась на эстраду в 1970 году, и в том же году получила «золотой диск» за долгоиграющую пластинку «Человеческая судьба» (польск. Człowieczy los).
Одной из первых песен, записанных Герман после возвращения, стала «Надежда», созданная в 1971 году композитором Александрой Пахмутовой и поэтом Николаем Добронравовым. Первой ее исполнительницей была Эдита Пьеха, но наиболее известным стало именно исполнение Анны Герман. У советских и российских космонавтов стало традицией слушать эту песню в исполнении Анны Герман перед полётом.
Весной 1972 года состоялись первые после автокатастрофы гастроли по Польше[4], а в сентябре 1972 года Анна провела гастрольный тур по СССР «Анна Герман представляет», в котором помимо неё выступали молодые польские певцы Ева Сосницка, Кшиштоф Цвинар и Анджей Дебровски[9]. Популярность певицы в СССР росла. 2 марта 1974 года[10] и 13 декабря 1975 года по Всесоюзному телевидению были показаны телепередачи «Поет Анна Герман».
В 1975 году, будучи беременной, Анна Герман совершила очередное турне по СССР. В программе впервые прозвучал новый шлягер от Владимира Шаинского «А он мне нравится». Здоровье певицы оставляло желать лучшего, во время гастролей ей неоднократно становилось плохо прямо во время концертов, но выступления продолжались. После окончания поездки, на фирме «Мелодия» был записан новый диск с песнями «А он мне нравится», «Осенняя песня», «Гори, гори, моя звезда», «Письмо Шопену», «И меня пожалей», «Вы хотели мне что-то сказать», «Из-за острова на стрежень» и др.[11] 24 октября 1975 года в газете «Московский комсомолец» появилась новая рубрика «Звуковая дорожка». Одна из заметок первого выпуска была посвящена новой пластинке Анны Герман[11].
В середине 70-х у Анны Герман был обнаружен рак. Певица начала долго и практически безрезультатно лечиться, перенесла множество операций, но продолжала выступать[2].
В феврале 1976 года Анна Герман приехала в Москву для съемок в телепередаче «Мелодии друзей». Там она впервые встретилась с молодыми популярными певицами Аллой Пугачевой и Розой Рымбаевой. После записи она отправилась в гости к композитору Владимиру Шаинскому, который написал для нее новую песню «Когда цвели сады». В тот же день Вячеслав Добрынин предложил ей исполнить его новую песню «Белая черемуха». Запись песни состоялась уже на следующий день в Московском телецентре. Инструментальную часть писал ансамбль «Лейся, песня». Свою партию Анна Герман записала с первого дубля[11].
В 1977 году Анне было предложено исполнить песню Е. Птичкина и Р. Рождественского «Эхо любви» в фильме Евгения Матвеева «Судьба». Эта песня также стала популярным синглом. Евгений Матвеев потом вспоминал, что во время записи скрипачки и виолончелистки тихонько плакали, глядя на состояние здоровья Анны Герман[2].
В октябре 1977 года Анна Герман выступила в Донецке в одном концерте с популярным польским рок-исполнителем Чеславом Неменом: Немен в первом отделении, Герман - во втором[11].
11 декабря 1977 года состоялось дебютное выступление Анны Герман в финале фестиваля «Песня-77». После исполнения песни «Когда цвели сады» (В. Шаинский — М. Рябинин) зрители устроили столь бурную и продолжительную овацию, что организаторам фестиваля пришлось выйти за жёсткие рамки телевизионного эфира, и песня была исполнена «на бис» (редчайший случай в истории «Песен года»). К сожалению, эта запись безвозвратно утеряна — её нет на телевидении, а скорее всего, и в других архивах[12]. Сохранилась лишь запись другой песни, исполненной на фестивале — дуэт со Львом Лещенко «Эхо любви» под фонограмму [11][13].
14-15 октября 1978 года прошли концерты в московском кинотеатре «Варшава». Впервые певица выступала без оркестра, аккомпаниатором выступил пианист Рышард Сивой. Концерты прошли с аншлагами[11].
В мае 1979 года состоялись гастроли по Средней Азии. За неделю Анна Герман дала 14 концертов. В июне 1979 года в Москве в холле гостиницы Герман потеряла сознание. Ее отвезли в больницу, а затем она вернулась в Польшу. Гастроли были отменены[11].
20-21 декабря 1979 года прошли сольные выступления певицы в ГЦКЗ «Россия»[11].
Анна Герман скончалась от саркомы в ночь на 26 августа 1982 года в военном госпитале в Варшаве — ровно через 15 лет после катастрофы в Италии. Похоронена на Кальвинистском (евангелическо-реформатском) кладбище Варшавы[14].
Личная жизнь
23 марта 1972 года в Закопане Анна вышла замуж за инженера Политехнического института кафедры металловедения Збигнева Тухольского, с которым познакомилась в 1960 году на пляже во Вроцлаве[2]. 27 ноября 1975 года родился сын Збигнев (Збышек), ныне учёный.
И Анна Герман, и Збигнев Тухольский были прихожанами Церкви адвентистов седьмого дня.
Творчество Анны Герман в СССР
Песни для неё писали советские композиторы-песенники Арно Бабаджанян, Евгений Птичкин, Александра Пахмутова, Ян Френкель, Оскар Фельцман, Владимир Шаинский и другие. Наиболее известны в её исполнении песни: «Надежда» (муз. А. Пахмутовой на сл. Н. Добронравова), «Когда цвели сады», «Эхо любви», «Случайность», «Гори, гори, моя звезда». Песни в исполнении Анны Герман отличались большой теплотой, задушевностью, певучестью и мелодичностью.
Анна была очень популярна среди любителей лирической песни в Советском Союзе 1970—1980-х годов. При жизни в СССР, на фирме «Мелодия» было выпущено пять её долгоиграющих грампластинок, первая из которых вышла в октябре 1965 года и является на сегодняшний день коллекционным филофоническим раритетом.
Анна была искренним сторонником максимально тесных культурных связей между народами Польши и Советского Союза.
Голос Анны Герман — лирико-колоратурное сопрано необычного, прозрачного, высокого тембра. Уникальная манера исполнения производит впечатление неограниченности верхнего голосового регистра. Певица отличалась большой музыкальностью, артистизмом, большой теплотой и душевностью созданного песенного образа.
В репертуаре певицы были песни различной жанровой направленности и смысла. Даже шуточные песни несли в её голосе лёгкий прозрачный налёт печали. Что касается трагических песен про войну, тяжёлую утрату или несчастную женскую судьбу — в них Герман раскрывала полностью свой драматический артистический дар, неподдельно и пронзительно показывая безутешное горе и глубокое отчаяние. Эта манера покорила слушателей всех стран, где она выступала.
Дискография
(Для польских изданий страна выпуска не указана)
Грампластинки на 78 об/мин
- 1965 — Анна Герман. Свет звезды / Дай мне помечтать (СССР, Мелодия 43333-4)
- 1965 — Анна Герман. Снежана / Без тебя (СССР, Мелодия 44097-98)
- 1965 — Анна Герман. Не спеши / На тот берег (СССР, Мелодия 44129-30)
- 1965 — Анна Герман. Ночной разговор/ Всё прошло (СССР, Мелодия 44139-40)
- 1965 — Анна Герман. Двое / По грибы (СССР, Мелодия 44141-42)
Альбомы
- 1965 — На тот берег (СССР, Мелодия 33С 01069-70)
- 1966 — Tańczące Eurydyki (Muza, XL 0284)
- 1967 — Recital piosenek (Muza, XL 0424)
- 1967 — I classici della musica napoletana (Италия)
- 1968 — Танцующие Эвридики (СССР, Мелодия Д 024271-2)
- 1970 — Człowieczy los (Muza, XL 0593)
- 1971 — Wiatr mieszka w dzikich topolach (Muza, XL 0741)
- 1971 — D. Scarlatti arie z opery «Tetide in Sciro» (Muza, XL 0743)
- 1974 — To chyba maj (Muza, SXL 0924)
- 1975 — Мой бубен (СССР, Мелодия 33С60-05789-90)
- 1977 — Когда цвели сады (СССР, Мелодия 33С60-09249-50)
- 1978 — Anna German (Muza, SX 1612)
- 1979 — Невеста (СССР, Мелодия С60-12725-26) (Композиция «Ах, как мне жаль тебя»)
- 1980 — Невеста (СССР, Мелодия С60-14613-12726) (Вместо композиции «Ах, как мне жаль тебя»- «Акварель»)
- 1982 — Последняя встреча (СССР, Мелодия С60 19677 004)
- 1983 — Niezapomniane przeboje (Muza, SX 2155)
- 1984 — Jesteś moją miłością (Pronit, PLP 0021)
- 1988 — Эхо любви. Концерт 31.12.1979 (СССР, Мелодия М60 47389 000)
- 1989 — Anna German
- 1989 — Znaki zapytania
- 1990 — Powracające słowa, vol. 1 (Muza, SX 2808)
- 1990 — Powracające słowa, vol. 2 (Muza, SX 2809)
Пластинки-миньоны
- 1965 — Солнечный день (СССР, Мелодия, Д-00015039)
- 1965 — Снежана (СССР, Мелодия, Д-00015961)
- 1965 — Любимый мой (СССР, Мелодия, Д-00015963-4)
- 1967 — Anna German (Muza, Polskie nagrania, N 0506)
- 1967 — Анна Герман (издатель «Международная книга», СССР)
- 1971 — «Jasny horyzont» (Muza, Polskie nagrania, N 0657)
- 1974 — Чтобы счастливым быть (СССР, Мелодия, С62-05101-2)
- 1974 — Я люблю танцевать (СССР, Мелодия, С62-04903-4)
- 1975 — Всё, что было (СССР, Мелодия, М62 37355-6)
- 1978 — Я помню всё (СССР, Мелодия, М62 41465-6)
- 1978 — Анна Герман. «Песни Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского» (СССР, Мелодия, С62-10307-08)
- 1983 — Анна Герман поёт песни Владимира Шаинского (СССР, Мелодия, С62-19719-001)
Гибкие грампластинки
- 1971 — Поёт Анна Герман (СССР, Мелодия, ГД 0002357-58)
- 1972 — Анна Герман (СССР, Мелодия, ГД-0003073)
- 1974 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62-04109-10)
- 1975 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62-04625-6)
- 1975 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62-05105-6)
- 1977 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62-06153-4)
- 1977 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62 06481-2)
- 1979 — Анна Герман — Я помню всё (СССР, Мелодия, Г62-07197-8)
- 1982 — Анна Герман (СССР, Мелодия, Г62-09649-50)
Синглы
- 1967 — Deszcz na szybie / Uroczysko
- 1967 — Chcę być kochaną / Cygański wóz
- 1967 — Cyganeria / Zimowe dzwony
- 1967 — Te faje desidera (Италия)
- 1967 — Chi sei tu / Meglio dire di no (Италия,Company Discografica Italiana,CDI- 2004)
- 1967 — Gi / Prima tu (Италия,Company Discografica Italiana,CDI- 2005)
- 1969 — Melodia dla synka / Jesteś moją miłością
- 1970 — Człowieczy los / Dziękuję Ci mamo
- 1970 — Gałązka snów / Trampowski szlak
- 1970 — Złociste mgły / Za grosiki marzeń
- 1971 — Ámame así como / Quadro cartas
- 1972 — Warszawa w różach / Wiatr mieszka w dzikich topolach
Музыкальные открытки
- 1969 — Melodia dla synka
- 1969 — Chcę tańczyć w majową noc
- 1970 — Księżyc i róże
- 1970 — Śnieżna panienka
- 1970 — Być może (Polskie nagrania, R0-192/I)
- 1970 — Człowieczy los
- 1970 — Skąd przyjdzie noc
- 1971 — Cztery karty
- 1971 — Trzeba się nam pośpieszyć
- 1974 — Gdy śliczna panna (Polskie nagrania, R0452-2)
- 1975 — Gdy śliczna panna / Lulajże Jezuniu
- 1975 — Pozwól, żeby ktoś wziął twoje serce / Moje miejsce na ziemi
- 1978 — List do Chopina
- 1979 — Tylko w tangu / Dookoła kipi lato
Кассеты
- 1994 — Złote przeboje neapolitańskie
- 1995 — Planeta Anna, vol. 1
- 1995 — Planeta Anna, vol. 2
- 1999 — Антология советского шлягера (СССР)
Компакт-диски
- 1991 — Recital piosenek «Zakwitnę różą» (издатель «Polskie nagrania», PNCD 118)
- 1994 — Nasza ścieżka (издатель «Polskie nagrania», PNCD 280)
- 1996 — Незабытый мотив (издатель «Мелодия», Россия)
- 1996 — Лучшие песни (Россия)
- 1998 — Wiatr mieszka w dzikich topolach
- 1998 — Когда цвели сады (издатель «Мелодия», Россия)
- 1999 — Tańczące Eurydyki (серия «Galeria polskiej piosenki», издатель «Yesterday», 83098815-2)
- 1999 — Złote przeboje (серия «Platynowa kolekcja», издатель «Point Music», PM 029-2)
- 1999 — Bal u Posejdona (серия «Złota kolekcja»)
- 2000 — Российская эстрадная музыкальная энциклопедия (Россия)
- 2000 — Последняя встреча (Россия)
- 2001 — Tańczące Eurydyki
- 2001 — Recital piosenek
- 2001 — Człowieczy los
- 2001 — Wiatr mieszka w dzikich topolach
- 2001 — Domenico Scarlatti, арии из оперы «Tetida in Sciro»
- 2001 — To chyba maj
- 2001 — Pomyśl o mnie
- 2001 — Любви негромкие слова (Россия)
- 2001 — Ваши любимые песни (Россия)
- 2003 — Człowieczy los
- 2003 — Золотой век русской эстрады (Россия)
- 2003 — Посидим, помолчим… (часть 1, издатель «JAM», Россия)
- 2003 — Спасибо тебе, мое сердце (часть 2, издатель «JAM», Россия)
- 2003 — Наш путь (часть 3, издатель «JAM», Россия)
- 2003 — Мы друг для друга (часть 4, издатель «JAM», Россия)
- 2003 — Верь мне, сердце (часть 5, издатель «JAM», Россия)
- 2003 — Наши любимые песни (часть 6, издатель «JAM», Россия)
- 2004 — Złote przeboje
- 2005 — Анна Герман. (музыкальная серия «Максимум удовольствия», студия «Монолит», 2 CD)
- 2006 — Анна Герман. Танцующие Эвридики (серия «Имена на все времена», издатель «Монолит-рекордс», Россия)
- 2006 — Анна Герман. (серия «Золотая коллекция Ретро», 2CD, издатель «Bomba Music», Россия)
- 2006 — Анна Герман. Романтика (серия «Золотая коллекция Ретро», 2CD, издатель «Bomba Music», Россия)
- 2008 — Золотые неаполитанские шлягеры (издатель «Квадро-диск», Россия)
- 2010 — Анна Герман. Надежда (серия «Серебряная мелодия», издатель «Мелодия», Россия)
Композиторы
- Анна Герман — «Небо голубое», «Бещадский рассвет» (польск. Bieszczadzki świt), «Być leśną jagodą», «Быть может» (польск. Być może), «Грошики фантазий», «Гурник Забже, или Песенка о футболе» (польск. Górnik Zabrze), «Давняя игра», «Дай мне радугу на воскресенье» (польск. Daj mi tęczę na niedzielę), «Дождь на стекле» (польск. Deszcz na szybie), «Wołam Cię»
- Френкель, Ян Абрамович — «Снова мамин голос слышу», «Снова ветка качнулась»
- Евгений Мартынов — «Я жду весну»
- Стефан Рембовский — «Podwarszawskie sosny»
- Е. А. Марио (Джованни Гаэта) — «Santa Lucia Luntana»
- Марек Сарт — «Właśnie dlatego», «Bal u Posejdona», «Возвращающиеся слова» (польск. Powracające słowa), «Gdzieś gdzie nie wiem», «Jak ty nic nie rozumiesz»,
- Гамалия, Вадим Александрович — «По грибы», «Без тебя», «Город влюблённых»
- Гуно, Шарль Франсуа и Бах, Иоганн Себастьян — «Аве Мария»
- Панайот Бояджиев — «A jeżeli złotem jest milczenie», «Weź mnie jak kota w worku», «Воспоминания, больше ничего» (польск. Wspomnienia, więcej nic), «Из-за острова на стрежень» (музыкальная обработка),
- Владимир Шаинский — «А он мне нравится», «Любви негромкие слова», «Когда цвели сады», «Я помню всё, а ты забудь»
- Майоров, Роман Майорович — «Акварель», «Далёк тот день», «Ждите весну»
- Иренеуш Лоевский, аранжировка — «Mój synku» (польская народная песня)
- Скарлатти, Доменико — опера «Фетида на Скиросе»
- Чубатый, Роман — «Баллада о небе и земле» (польск. Ballada o niebie i ziemi), «Дождик»
- Добрынин, Вячеслав Григорьевич — «Белая черёмуха»
- Энцо Буонассизи — «Белый конь» (итал. Il cavallo bianco)
- Мовсесян, Георгий Викторович — «Берёза»
- Катажина Гертнер — «Czy co było», «Зацвету розой» (польск. Zakwitnę różą), «Kiedy wszystko zgaśnie»
- Морозов, Александр Сергеевич — «Веришь ли ты в первую любовь»
- Артур Жальский — «В большой космической семье» (польск. W wielkiej kosmicznej rodzinie)
- Эрнесто де Куртис — «Вернись в Сорренто» (польск. Wróć do Sorrento, итал. Torna a Surriento)
- Миляев, Валерий Александрович — «Весеннее танго»
- Оскар Фельцман — «Возвращение романса», «Двое», «Снежана»
- Кшиштоф Цвинар — «Всё, что было»
- Птичкин, Евгений Николаевич — «Вы хотели мне что-то сказать», «Идёт ребёнок по земле», «Эхо любви»
- Шашина, Елизавета Сергеевна — «Выхожу один я на дорогу» (романс)
- Булахов, Пётр Петрович — романс «Гори, гори, моя звезда»
- Удо Юргенс — «Greckie wino»
- Ниса (Никола Салерно) — «Дай мне помечтать» (итал. Non ho l'eta)
- Зубков, Валерий Александрович — «Друг дельфин»
- Блантер, Матвей Исаакович — «Дубрава», «Катюша», «Колыбельная»
- Газарян, Владимир Григорьевич — «Жар-птица»
- Богуслав Климчук — «Zimowe dzwony»
- Александра Пахмутова — «И меня пожалей (Страдание)», «Надежда»
Поэты
- Николай Добронравов («Надежда», на музыку Александры Пахмутовой)
- Роберт Рождественский («Эхо любви», на музыку Евгения Птичкина)
- Михаил Рябинин («Когда цвели сады», на музыку Владимира Шаинского)
- Евгений Евтушенко («Не спеши», на музыку Арно Бабаджаняна)
- Александр Жигарев («А он мне нравится», «Ты опоздал», «Я помню всё, а ты забудь» (все — муз. Владимира Шаинского), «Белая черёмуха», «Не забыть этот день» (обе — муз. Вячеслава Добрынина), «Ждите весну», «Далёк тот день», «Найду тебя» (все — муз. Романа Майорова), «Ты только осень не вини» (муз. Б. Ривчуна)) — также автор первой книги об Анне Герман на русском языке
- Гамзатов, Расул Гамзатович
- Дементьев, Андрей Дмитриевич («Я жду весну», на музыку Евгения Мартынова, «Люблю тебя», на музыку Арно Бабаджаняна)
- Инна Гофф («Страдание» («И меня пожалей»), на музыку Александры Пахмутовой)
- Танич, Михаил Исаевич
- Владимир Сергеев («Осенняя песня»; на музыку Панайота Бояджиева)
- Казакова, Римма Фёдоровна («Небо голубое», на музыку Анны Герман)
- Яковлев, Владимир Лазаревич («Ночной разговор», на музыку Марка Фрадкина) — из телефильма
- Инна Кашежева («Опять плывут куда-то корабли», муз. Александра Колкера)
- Горохов, Анатолий Сергеевич («Колыбельная» на музыку Арно Бабаджаняна)
Переводчики
- Кохановский, Игорь Васильевич («Баллада о небе и земле» (перевод стихов Ежи Фицовского, на музыку Романа Чубатого), «Возвращение романса» (автор стихов; на музыку О. Фельцмана), «Незабытый мотив» (автор стихов на музыку Романа Майорова), «Письмо Шопену» (русский текст на стихи В. Максимкина на музыку Панайота Бояджиева), «Подарок милому» (перевод; муз. Я. Славинского, Анны Герман — ст. Е. Сонецка), «Тень» (стихи на музыку Кшиштофа Цвинара), «Ты, мама» (рус. текст на музыку О. Фельцмана), «Чтобы счастливым быть» (перевод; песня из репертуара знаменитой польской певицы Анны Янтар; муз. Я. Кукульского, Я. Славинского — ст. А. Кудельского), «Я люблю танцевать» (стихи совместно с М. Яковлевым, на музыку Виктора Ивановича Панченко), «Ты, только ты» (перевод; песня Кшиштофа Цвинара)).
Фильмография
- 1966 — «Морские приключения» (польск. Marynarka to męska przygoda) — эпизодическая роль капитана ВМФ Польши и девушки мечты главного героя (реж. Зося Александрович-Дыбовская)
- 1970 — «Пейзаж после битвы» (роль американки)
- 1970 — «Паром» (песни)
- 1970 — «Счастливые острова» (польск. Wyspy szczęśliwe) (музыкальный фильм, реж. Ян Ласковский) — композитор и исполнитель своих песен
Концертные выступления, интервью, прижизненные фильмы
- 1967 — выступление Анны Герман с песней «Gi» на XVII фестивале в Сан-Ремо
- Отрывок выступления Анны Герман на фестивале польской песни в Ополе pl:Krajowy Festiwal Piosenki Polskiej w Opolu с песней «Trzeba się nam pośpieszyć»
- Отрывки выступления Анны Герман на фестивале солдатской песни в Колобжеге pl:Kołobrzeg с песней «Мы — армия» (польск. Myśmy są wojsko)
- 1970 — возвращение Анны Герман на сцену впервые после аварии, выступление с песнями «Может быть» (польск. Być może) и «Человеческая судьба» (польск. Człowieczy los) на фестивале польской песни в Ополе
- 1970 — Анна Герман. Возвращение Эвридики
- 1970 — Анна Герман — Человеческая судьба (отрывок из фильма Возвращение Эвридики).
- 1973 — Речиталь Анны Герман
- 1976 — В ГОСТЯХ У АННЫ ГЕРМАН
- 1977 — Интервью Анны Герман (на польском языке) на присуждении звания «Варшавянка года»
- Интервью Анны Герман (на польском языке)
- 1977 — Анна Герман на заключительном фестивале Песня года
- У НАС В ГОСТЯХ АННА ГЕРМАН (авторская программа Лии Спадони)
- Один из последних концертов Анны Герман (1979) в СССР (в Ленинграде)
- Анна Герман — Где, Ясь, поедешь
Литературное творчество Анны Герман
- «Вернись в Сорренто?» (Анна Герман об итальянском периоде своего творчества; перевод с польского Р. Белло)[15]
- «Сказка о быстрокрылом скворце» (в переводе с польского Ивана Ильичёва; см. в книге «Иван Ильичев. Анна Герман. Гори, гори, моя звезда». Том 1)
- Мы долгое эхо… / Сост. И. Ильичёва. М.: Алгоритм, 2012. — 272 с., 2000 экз., ISBN 978-5-4438-0163-6
Анна Герман в искусстве
- 1982 — фильм-концерт «Памяти Анны Герман».
- 1988 — Анна Герман. Судьба и песни (фильм-концерт, СССР, реж. Н. Примак)
- Krzysztof Cwynar — Planeta Anna (песня)
- 2003 — Аллея Звёзд. Анна Герман (автор и ведущий передачи — Иван Цыбин)
- 2003 — Анна Герман. Утро на НТВ — гости Збигнев Тухольский-старший и Иван Ильичёв
- 2003 — Иван Ильичёв об Анне Герман в телепередаче «Что хочет женщина» (ведущая — Елена Яковлева)
- 2003 — ЦДРИ памяти Анны Герман
- 2004 — Анна Герман. Светит незнакомая звезда (документальный фильм, производство — радиотелецентр «Голос Надежды» (Тула), реж. Светлана Осадчук
- 2004 — Пёстрая лента. Анна Герман
- 2005 — Имена на все времена. Анна Герман. Эхо любви… (фильм-концерт, интервью на русском языке)
- 2005 — Анна Герман. Как уходили кумиры (фрагменты из документального фильма, реж.-пост. Михаил Роговой)
- 2006 — Неспетая песня Анны Герман (документальный фильм, 2006, реж. Георгий Ананов)
- 2006 — Документальный фильм «Светит незнакомая звезда» телерадиоцентр «Голос Надежды» (Тула)
- 2006 — Архимандрит Виктор (Мамонтов) об Анне Герман на радио Латвии
- 2007 — Анна Герман. И вновь цветут сады (фильм-концерт, реж. Иван Ильичёв)
- 2007 — Анна Герман. Как уходили кумиры (документальный фильм, реж. Дмитрий Кужаров)
- 2007 — Кумиры о кумирах. Ирина Богушевская об Анне Герман
- 2008 — По волне моей памяти. Анна Герман (документальный проект с Олегом Нестеровым)
- 2008 — Anna German — Taka miłość
- 2009 — Анна Герман («Незнакомая звезда») в программе «И снова здравствуйте»
- Сюжет телеканала «Культура» об Анне Герман и о пресс-конференции в Польском Культурном Центре
- Анна Герман. Судьба песни «Надежда»
- 2010 — Передача об Анне Герман и Анне Янтар (Anna Jantar) (именины) на радио «SŁUPCA»
- 2010 — Передача об Анне Герман на радио «SŁUPCA»
- 2011 — О съёмках фильма «Анна Герман. Эхо любви». В главной роли — Александра Прокофьева.
- 2011 — Анна Герман. История записи песни «Белая черёмуха» в программе «Пусть говорят»
- 2011 — Юбилейный вечер (к 75-летию со дня рождения) Анны Герман на радио «SŁUPCA»
- 2011 — Анна Герман. Эхо любви
- 2011 — Соседи Анны Герман
- 2011 — Репортажи Первого канала об Анне Герман
- 2011 — «Сделайте погромче» (программа об Анне Герман). История создания песни «Эхо любви»
- 2011 — Иван Ильичев — Баллада о матери (муз. Владимира Завещевского — ст. Бориса Олейника, перевод Льва Смирнова) — песня из концертных выступлений Анны Герман в СССР в 1980 году. Запись с юбилейного концерта памяти Анны Герман в Московском театре эстрады.
- 2011 — «Кладовая Винилового видео» об Анне Герман
- 2011 — Видеотека взрослого человека (выпуск об Анне Герман)
- 2011 — Творческий вечер, посвящённый 75-летию со дня рождения Анны Герман (Одесса)
- 3 июня 2011 — Видеотека взрослого человека (гость — Збигнев Тухольский-ст.)
- 2011 — Книга Ивана Ильичева «Анна Герман. Гори, гори, моя звезда…».
- 2012 — Книга Ивана Ильичева «Анна Герман. Мы долгое эхо». М.: Алгоритм, 20112. — 272 с., ил. — (Легенды авторской песни). — 3000 экз., ISBN 978-5-4438-0139-1
- 2012 — с 3 по 7 сентября на Первом канале России был впервые показан биографический многосерийный фильм «Анна Герман».
Память
- Ежегодный Международный фестиваль им. Анны Герман «Танцующие Эвридики» в Зелёна-Гуре (Польша, проходит в мае). 1-й фестиваль состоялся в 2002 году.
- Международным союзом немецкой культуры (Москва) в 2011 году учреждён грант в области искусства им. Анны Герман[16]. Номинанты на грант — знаковые имена немцев России. Лауреатом в 2011 году стал Эдуард Хиль, в 2012 году — Георгий Штиль, в 2013 году — Олег Видеман.
- В её родном городе Ургенче именем певицы названа улица.
- В казахстанском городе Таразе, где Анна Герман с семьей проживала в 1944—1945 годах, установлена мемориальная доска в память о певице. Поскольку дом, где она жила, не сохранился, доску установили на здании гостиницы «Джамбул», куда певица приезжала с гастролями уже в 70-е годы.
- В 2012 году вышел десятисерийный художественный фильм о жизни певицы «Анна Герман. Тайна белого ангела». Роль Анны Герман сыграла польская актриса Йоанна Моро.
- Имя Анны Герман носит астероид 2519, открытый советским астрономом Т. М. Смирновой.
- В честь Анны Герман назван сквер в московском районе Матвеевское.
- В мае 2003 года на площади Звезд у ГЦКЗ «Россия» в Москве появилась именная Звезда певицы, приуроченная к ее 65-летию[4].
См. также
- Международный фестиваль песни в Сопоте
- pl:Konkurs Sopot Festival 1963
- pl:Konkurs Sopot Festival 1964
- pl:Konkurs Sopot Festival 1965
- pl:II Krajowy Festiwal Piosenki Polskiej w Opolu
- pl:III Krajowy Festiwal Piosenki Polskiej w Opolu
Напишите отзыв о статье "Герман, Анна Виктория"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Татьяна Винниченко Пани Анна // Личности. — 2011. — Ноябрь. — С. 4-24.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Ольга Сапрыкина Жизнь взаймы // Атмосфера. — 2004. — Июль. — С. 48-55.
- ↑ Людмила Давыдова. [www.lithuania.mid.ru/doc/StishkoVystavka.htm Анатолий Стишко: «Пасторальная симфония. Истоки»]. // lithuania.mid.ru (23 марта 2012). Проверено 24 августа 2013.
- ↑ 1 2 3 Федор Раззаков. Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами. — 2007.
- ↑ Александр Маджаров. [windowrussia.ruvr.ru/news/2012_04_02/250188957/ Мы долгое эхо друг друга…]. Байкальские вести (22 марта 2012). Проверено 1 июня 2013. [www.webcitation.org/6H2ir2RjG Архивировано из первоисточника 1 июня 2013].
- ↑ [www.belousenko.com/wr_GermanA.htm Анна Герман] в Электронной библиотеке Александра Белоусенко
- ↑ Polish artist cuts in Milan // Billboard. — 1966. — 10 декабрь. — С. 54.
- ↑ The MIDEM Trophies // Billboard. — 1968. — 20 январь.
- ↑ Yurchenkov From The Music Capitals of the World // Billvoard. — 1972. — 9 сентябрь. — С. 45.
- ↑ Федор Раззаков. Жизнь замечательных времен. 1970-1974. — 2004.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 Федор Раззаков. Жизнь замечательных времен. 1975-1979.. — 2004.
- ↑ [pesnyagoda.my1.ru/1976_79.html ПЕСНЯ ГОДА. 1976-79]
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=8YwyAjh1KxY#t=24 Анна Герман Лев Лещенко «Эхо любви» — YouTube]
- ↑ [gazeta.ua/index.php?id=152030eid=319&lang=ru Муж Анны Герман Збигнев Тухольский больше не женился и после смерти своей жены долгие годы ухаживал за престарелой матерью Анны]. gazeta.ua (1 марта 2007). Проверено 30 ноября 2009. [www.webcitation.org/618hFHvMH Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
- ↑ * [lib.ru/MEMUARY/GERMAN_AN/german.txt Анна Герман. Вернись в Сорренто? (автобиография)] Перевод с польского Р. Белло (1985)
- ↑ [www.rusdeutsch.ru/?news=2700 Rusdeutsch.RU — Информационный портал российских немцев]
Ссылки
- [www.annagerman.senat.org/ Музыкальный портал о жизни и творчестве Анны Герман (2011)]
- [www.facebook.com/annagerman.senat.org Official Facebook Page Anna German (2011)]
- [www.senat.org/senat-news/018122008.html Анна Герман: Подлинная биография]
- [www.krugozor-kolobok.ru/70/09/70_09_04cov.html Анна Герман] Журнал «Кругозор» (№ 4, 1970)
- [www.annagerman.senat.org/Literatura/Zigarev-1.html Александр Жигарев. Анна Герман (1998)]
- [www.annagerman.ru/bio.htm Иван Ильичев. Ангел по имени Анна].
- [www.rg.ru/Anons/arc_2002/0826/5.shtm Её звали поющим ангелом]
- [www.anna-german.com/frst/eng/chronology.htm Анна Герман] на сайте anna-german.com
- [www.sovetika.ru/pnr/german.htm Анна Герман] на Sovetika.ru
- [www.golosnadezhdi.ru/component/content/article/46.html Статья об Анне Герман] на сайте радиотелецентра «Голос Надежды»
- Герман, Анна Виктория (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.filmpolski.pl/fp/index.php/117975 Anna German] на сайте filmpolski.pl
- [prompter.narod.ru/artists/german/pesni.htm Запись из Большого концертного зала «Октябрьский» в Ленинграде (31 декабря 1979)]
- Алексей Шлыков. [www.tv7.ru/items/?id=2123 Любовь земная] Журнал TV7 (№ 19, 2010)
- Галина Выборнова. [www.time.kz/index.php?newsid=17413 Джамбулские страницы Анны Герман] Газета «Время» (Казахстан)
- [www.chitalnya.ru/work/131852 «Мы — долгое эхо друг друга. Анна Герман»] Виолетта Баша, еженедельник «Моя семья», 2001 год)
Отрывок, характеризующий Герман, Анна Виктория
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.
На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.
В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
Категории:
- Родившиеся 14 февраля
- Родившиеся в 1936 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Ургенче
- Умершие 25 августа
- Умершие в 1982 году
- Умершие в Варшаве
- Певцы и певицы по алфавиту
- Певцы и певицы СССР
- Певцы и певицы Польши
- Певцы и певицы XX века
- Кавалеры Рыцарского креста ордена Возрождения Польши
- Награждённые золотым крестом Заслуги
- Народные артисты РСФСР
- Музыканты по алфавиту
- Умершие от рака кости
- Сопрано
- Похороненные на кальвинистском кладбище Варшавы
- Исполнители романсов
- Выпускники Вроцлавского университета
