Герман, Иосиф Рудольфович

Иосиф Рудольфович Герман
нем. Hans Rudolph Hermann
Дата рождения:	30 апреля 1805(1805-04-30)
Место рождения:	Дрезден
Дата смерти:	22 августа 1879(1879-08-22) (74 года)
Место смерти:	Москва
Научная сфера:	химия
Известные ученики:	И. Б. Ауэрбах

Иосиф Рудольфович (Ганс Рудольф) Герман (нем. Hans Rudolph Hermann; 1805—1879) — немецкий химик; член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук.

Биография

Ганс Рудольф Герман родился 30 апреля 1805 года в городе Дрездене в семье советника апелляционного суда. В юном возрасте он поступил на службу в лабораторию минеральных вод Струве и в 1828 году послан был в Москву, где ему было поручено устроить заведение искусственных минеральных вод, а затем и заведовать технической частью заведения. Во главе этого заведения он находился более полувека.

В 1833 году он обустроил такое же заведение в столице Российской империи городе Санкт-Петербурге.

29 декабря 1831 году он был выбран в члены-корреспонденты Петербургской академии наук по разряду химии. Он совершил путешествия с доктором Енихеном на Кавказ для исследования целебных ключей и с И. Б. Ауэрбахом на Урал для ознакомления с минеральными богатствами этого региона.

Заведение минеральных вод давало значительный доход, прекратившийся с окончанием привилегии, поэтому в последние годы своей жизни Герман испытывал материальные затруднения. Пользуясь этим, в мае 1876 года его личную минералогическую коллекцию выкупил геолог-любитель и коллекционер Николай Петрович Вишняков, добавив к ней собственные приобретения. После октябрьского переворота, в 1920 году, коллекция Вишнякова была национализирована большевиками и в настоящее время хранится в Государственном геологическом музее им. В. И. Вернадского Российской Академии наук.

Иосиф Рудольфович Герман умер «от воспаления кишок» 22 августа 1879 года в городе Москве и был похоронен на Введенских горах на Немецком (ныне Введенском) кладбище.

Свои многочисленные научные труды И. Р. Герман печатал в изданиях Московского Общества испытателей природы, Санкт-Петербургского минералогического Общества, в «Journal für praktische Chemie von Linné, Erdmann und Gustav Werther» и в «Poggendorf's Annalen».

Кеннгот и Шепард дали двум минералам названия в его честь — германнит и германнолит.

Научная деятельность

Главным предметом занятий Ганса Рудольфа Германа была минеральная и теоретическая химия. Первая его научная работа «Ueber die Proportionen, in welchen sich die Elemente zu einfachen vegetabilischen Verbindungen vereinigen» произведена была им на 24 году и представляет первый опыт классификации органических соединений. У учёного было природное влечение приводить все в порядок и вводить систему во все кажущееся неправильным; результатом этой склонности была его гетеромерная минеральная система; ею он пытался объяснить существование минералов, которые имеют изменяющийся состав, но вопреки примесям, кажущимся случайными, сохраняют одинаковую кристаллическую форму. Он объяснил это явление тем, что в таких минералах химические соединения, различно образованные, могут взаимно замещаться, и сгруппировал эти минералы («Гетеромерическая кристаллическая система» 1856 г., 2 изд. 1860 год).

Им открыты минералы пирофиллит, хиолит, фелькнерит, тальк-апатит, тагилит, фишерит. Особенно занимали его редкие минералы Ильменских гор (отрог Урала), представляющие соединения кислот ниобия и тантала с дидимом, лантаном, торием и церием. Согласно РБСП, «исследование их привело его к открытию нового элемента ильмения, а при изучении раддомского гранита он открыл нептуний» (первый известен сейчас как технеций, а известный в настоящее время нептуний был впервые получен Э. М. Макмилланом и Ф. Х. Абельсоном лишь в 1940 году). Ещё в 1866—1877 гг. у него возникла из-за ильмения полемика со швейцарским химиком Жаном Шарлем Галиссаром де Мариньяком, отрицавшим существование такого элемента.

Герман много занимался практическими вопросами по своей специальности (он исследовал чернозём, черноземные кислоты, московский доломит, асфальт, воду Москвы-реки), а также органической химией.

В 1830 году он, заведуя холерным госпиталем, проводил над выделениями больных опыты, чтобы доказать «условность заразительности холеры». Кроме того, он исследовал содержание сахара в свекловице, болотные вещества, гниющие деревья.

К числу наиболее выдающихся работ учёного можно отнести статью «Ueber die Proportionen, in den sich die Wärme mit den gemischten Elementen und ihren Verbindungen vereinigt, und über die Mischungs-Gewichte, als Quotienten der specifischen Gewichte der Körper durch ihre Wärme Capacität betrachtet» («Nouveaux Mémoires de la société Imp. des naturalistes de Moscou» 1834 г., IX), где он описал новый способ определения удельной теплоты тел, для которого воспользовался изменением в объеме льда при таянии; им был построен и соответствующий прибор.

Литература

• «Московский некрополь», том І.
• Модзалевский Б. Л., «Список членов Императорской академии наук».
• Траутшольд Г. А., «Рудольф Герман. Некролог». СПб., 1880 год.

Ссылки

• [viaf.org/viaf/121677212/ Hermann, Hans Rudolf 1805-1879]

Отрывок, характеризующий Герман, Иосиф Рудольфович

– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.