Герман, Юрий Павлович

Юрий Павлович Герман
Дата рождения:	22 марта (4 апреля) 1910(1910-04-04)
Место рождения:	Рига, Лифляндская губерния, Российская империя
Дата смерти:	16 января 1967(1967-01-16) (56 лет)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Род деятельности:	прозаик, сценарист, драматург
Годы творчества:	1928—1967
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	роман, сценарий
Язык произведений:	русский
Дебют:	«Рафаэль из парикмахерской»
Премии:
Награды:
[lib.ru/PROZA/GERMAN/ Произведения на сайте Lib.ru]

Ю́рий (Георгий) Па́влович Ге́рман (22 марта (4 апреля) 1910, Рига, Лифляндская губерния (ныне Латвия), Российская империя — 16 января 1967, Ленинград, СССР) — русский советский писатель, драматург, киносценарист. Лауреат Сталинской премии второй степени (1948).

Биография

Юрий Герман родился 22 марта (4 апреля) 1910 года в Риге (ныне Латвия). Отец был офицером русской армии, дослужившимся до штабс-капитана, мать — Надежда Константиновна Игнатьева, дочь генерала — преподавательница русского языка. Фамилия Герман (по-немецки Herrmann) появилась у дедушки писателя, который в младенчестве был подкинут в семью русского генерала, служившего в Польше. По словам Алексея Германа, она имела смысл «Божий человек» или «человек от Бога».

С отцом, офицером-артиллеристом, прошёл Гражданскую войну, закончил школу в Курске. В Ленинграде с 1929 года, учился в Техникуме сценических искусств. Печатался с 1928 года, в 17 лет написал роман «Рафаэль из парикмахерской». Однако профессиональным литератором стал считать себя после выхода романа «Вступление» (1931), одобренного М. Горьким.

В годы Великой Отечественной войны Ю. Герман служил писателем-литератором при отделе агитации и пропаганды Политического управления Северного флота в звании капитана административной службы и на Беломорской военной флотилии в качестве военного корреспондента ТАСС и Совинформбюро. Он всю войну пробыл на Севере. Из Архангельска часто вылетал в Мурманск, Кандалакшу, по несколько месяцев жил в Полярном, выезжал на ответственные участки фронта, посещал передовые позиции, ходил в походы на боевых кораблях Северного флота. Писатель подружился с журналистами «Правды Севера» и «Северной вахты», писал очерки и статьи для ТАСС, корреспонденции, заметки, и при этом ещё находил время для рассказов и повестей. За годы войны он написал несколько повестей («Би хэппи!», «Аттестат», «Студеное море», «Далеко на Севере») и пьес («За здоровье того, кто в пути», «Белое море»). За заслуги в годы Великой Отечественной войны награждён орденом Красной звезды (согласно данным сайта www.podvig-naroda.ru/). Член КПСС с 1958 года.

Автор исторического романа об эпохе Петра I «Россия молодая» (1952). По его повестям и рассказам поставлены кинофильмы А. Ю. Германа «Проверка на дорогах» и «Мой друг Иван Лапшин», фильмы «Торпедоносцы», «Дорогой мой человек», сериал «Россия молодая» и др.

В декабре 1963 года в составе группы режиссёров и актёров Ленфильма писатель посетил Париж, где гостил у своего двоюродного брата Константина Клуге. Второй раз Юрий Герман был в Париже уже тяжело больным, незадолго до своей смерти.

В 1936—1948 годах жил на набережной реки Мойки, д. 25, в 1948—1967 гг. — на Марсовом поле, д. 7 (мемориальная доска).

Скончался Юрий Павлович Герман 16 января 1967 года. Похоронен в Санкт-Петербурге на Богословском кладбище.

Творчество

Главные герои произведений Германа — чекисты (цикл рассказов о Ф. Э. Дзержинском «Железный Феликс», «Лапшин» и др.) и медики (пьесы о Н. И. Пирогове «Сын народа» и «Друг народа»; трилогия «Дело, которому ты служишь», «Дорогой мой человек», «Я отвечаю за всё», 1958—1965; др.). Прообразом главного героя романов «Дорогой мой человек», «Дело, которому ты служишь», «Здравствуйте, доктор!», а также «Повести о докторе Николае Евгеньевиче» послужил главный врач городской больницы Сестрорецка, ныне городская больница № 40 Санкт-Петербурга, Николай Евгеньевич Слупский (1899—1964).

После поездки на Карельский фронт, зимой 1942—1943, появилась на свет новая повесть Юрия Германа «Далеко на Севере», также написанная в дневниковой форме. Затем писателя увлекла тема проводки караванов. Ю. Герман написал пьесу, которая первоначально называлась «Конвой». Но потом автор изменил её название, и на архангельской сцене она шла под названием «За здоровье того, кто в пути». Прототипом главного героя этой пьесы стал друг писателя Гогитидзе — отважный и находчивый капитан транспортного судна. Когда его судно шло в составе каравана из США в Архангельск, самолёты люфтваффе напали на транспорт. Возник пожар, но Гогитидзе не растерялся: экипаж открыл орудийный и пулеметный огонь по вражеским самолетам и отогнал их, спасая ценный боевой груз. Премьера пьесы состоялась 23 февраля 1943 года — в 25-ю годовщину Красной Армии и Военно-Морского флота СССР.

В Архангельске Юрий Герман заинтересовался событиями войны русских со шведами. Он находил время просматривать архивные материалы, прочитал немало книг о Петре I на Севере, о строительстве Новодвинской крепости, о Соломбальской и Вавчугской верфях, изучил культуру и быт Петровской эпохи. Он задумал написать пьесу о бесстрашном кормщике Иване Рябове, а впоследствии и роман о ратных подвигах моряков-северян в борьбе со шведами. На Севере он написал несколько очерков, увлекательно рассказывающих о зарождении русского морского флота и о его победах над шведами. В октябре 1943 года в кругу писателей и журналистов Юрий Павлович прочитал пьесу «У самого Белого моря». Перед слушателями, как живые, предстали Петр Первый, лодейный кормщик Иван Рябов, строители и защитники Новодвинской крепости. Премьера пьесы, названной впоследствии «Белое море», состоялась на архангельской сцене в октябре 1944 года. Успех вдохновил писателя, и он приступил к работе над романом «Россия молодая». В мае и октябре 1945 года в газете «Правда Севера» были опубликованы его первые главы. В целом Герман писал это произведение восемь лет. Юрий Герман пробыл на Севере четыре года и всегда с добрым чувством вспоминал об этой поре. «Север, — говорил он, — обогатил меня как писателя».

В 1952 году Юрий Герман написал роман «Россия молодая». По этому роману впоследствии был поставлен многосерийный художественный фильм (реж. И. Я. Гурин). Впоследствии он создал роман-трилогию «Дело, которому ты служишь», посвящённую судьбе медика Владимира Устименко, его коллег и близких на фоне событий 1930 - 50-х гг. Сокращённая фабула будущей трилогии легла в основу сценария художественного фильма «Дорогой мой человек». В трилогии нашёл художественное воплощение опыт автора, полученный во время службы на Северном флоте в годы войны. Многие страницы второй книги трилогии раскрывают героизм северных моряков, ходивших в конвоях. Один из ярких эпизодов книги, которая создана на основе подлинных фактов, — история гибели английского летчика. Личные впечатления писателя от дружеских встреч с членами экипажей судов транспортного флота (большинство в них составляли архангельские моряки-поморы) дали материал для некоторых художественных образов книги. Заключительная часть трилогии — «Я отвечаю за все» — была опубликована в 1964 году. Юрий Герман заканчивал её, будучи смертельно больным.

Работа в кино

В 1936 году совместно с режиссёром С. А. Герасимовым работал над сценарием кинофильма «Семеро смелых». В 1937—1938 годах писатель написал повести «Лапшин» и «Жмакин». Через много лет Юрий Герман вернулся к своим ранним повестям и объединил их в большой роман «Один год». Образы Лапшина и Жмакина сопровождали Германа всю жизнь. Они возникли вновь в сценарии к кинофильму «Верьте мне, люди» (1964). Кинофильм по повести «Лапшин» его автор, режиссёр Алексей Герман, сын писателя, назвал «Мой друг Иван Лапшин». В последние годы жизни Юрий Герман был членом художественного совета киностудии «Ленфильм».

Семья

• Первая жена — Софья Александровна Хенкина (1910—1994), секретарь журнала «Звезда», племянница народного артиста РСФСР В. Я. Хенкина.
• Жена - Людмила Владимировна Рейслер
  • Сын — искусствовед Михаил Юрьевич Герман (род. 1933).
• Вторая жена — Татьяна Александровна Риттенберг (1904—1995), первым браком замужем за сценаристом Н. А. Коварским.
  • Сын — кинорежиссёр Алексей Юрьевич Герман (1938—2013).
    • Внук — кинорежиссёр и сценарист Алексей Алексеевич Герман (род. 1976).

Библиография

• Собрание сочинений в 6-ти томах. Л., Художественная литература, 1975-1977.

Романы

• «Рафаэль из парикмахерской» М., ОГИЗ - Молодая гвардия, 1931
• «Вступление» Л., Издательство писателей, 1931
• «Бедный Генрих» Л., Молодая гвардия, 1934
• «Наши знакомые» Л., Молодая гвардия, 1936
• «Один год» Л., Советский писатель, 1960
• «Россия молодая» М., Молодая гвардия, 1952
• «Подполковник медицинской службы», 1949
• «Дело, которому ты служишь» Л., Советский писатель, 1958
• «Дорогой мой человек» Л., Советский писатель, 1962
• «Я отвечаю за всё» Л., Советский писатель, 1965

Пьесы

• Сын народа. Л.-М., Искусство, 1939
• Сестры. Л.-М., Искусство, 1940
• Темной осенней ночью. М.-Л., Искусство, 1951
• За тюремной стеной. М., Искусство, 1957

Киносценарии

• 1936 — Семеро смелых
• 1939 — Доктор Калюжный
• 1941 — Боевой киносборник № 2 (новелла «Один из многих»)
• 1947 — Пирогов
• 1951 — Свет в Коорди
• 1951 — Белинский
• 1955 — Дело Румянцева
• 1958 — Дорогой мой человек
• 1958 — Сыновья идут дальше
• 1963 — День счастья
• 1964 — Верьте мне, люди
• 1963 — Дай лапу, Друг!
• 1968 — Наши знакомые

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1948) — за сценарий кинокартины «Пирогов» (1947)
• орден Трудового Красного Знамени (1939)
• орден Красной Звезды (10.11.1944)
• медали

Ссылки

• [www.cinematheque.ru/post/142618 Юрий Герман в кино], статья Олега Ковалова
• [khanograf.ru/arte/Трубачи_Юрия_Германа_(Михаил_Савояров) «Трубачи» Юрия Германа], статья Юрия Савоярова

Отрывок, характеризующий Герман, Юрий Павлович

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.