Герман (Иванов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Герман и фамилией Иванов.

Епископ Герман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Люблинский, викарий Холмско-Варшавской епархии
1 ноября 1898 — 5 декабря 1902
Предшественник:	Тихон (Беллавин)
Преемник:	Евлогий (Георгиевский)
Имя при рождении:	Яков Фёдорович Иванов

Епископ Герман (в миру Яков Фёдорович Иванов; 1863, Санкт-Петербург — 6 (19) февраля 1903, Санкт-Петербург) — епископ Русской православной церкви, епископ Люблинский, викарий Холмско-Варшавской епархии.

Биография

Родился в 1863 году в Санкт-Петербурге в семье диакона Митрофановско-Кладбищенской церкви.

Окончил Александро-Невское духовное училище, Олонецкую духовную семинарию.

30 января 1890 года ректором Санкт-Петербургской духовной академии епископом Антонием (Вадковским) в один день со своим однокурсником Иваном Страгородским был пострижен в монашество. Получил имя в честь преподобного Германа Валаамского, Страгородский — в честь Сергия Валаамского.

27 мая 1890 года рукоположен во иеромонаха.

В том же году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия с правом соискания степени магистра богословия без нового устного испытания.

12 июня 1891 года определён смотрителем Звенигородского духовного училища.

С 1892 года — инспектор Вифанской духовной семинарии.

С 1893 года — инспектор Могилёвской духовной семинарии.

С 1894 года — преподаватель Воронежской духовной семинарии.

С 1897 года — возведён в сан архимандрита и определен настоятелем Яблочинского Свято-Онуфриевского монастыря.

1 ноября 1898 года в Исаакиевском кафедральном соборе в Санкт-Петербурге хиротонисан во епископа Люблинского, викария Холмско-Варшавской епархии. Чин хиротонии совершали: архиепископ Финляндский и Выборгский Антоний (Вадковский), епископ Тамбовский Георгий (Орлов), епископ Алеутский и Аляскинский Тихон (Беллавин) и другие.

С 1901 года — действительный член Казанской духовной академии.

В начале июля 1901 года прислан в помощь заболевшему епископу Псковскому Антонина (Державина) для управления Псковской епархией. 2 марта епископ Антонин скончался, после этого епископ Герман вступил во временное управление Псковской епархией, который управлял до 26 марта того же года, пока на кафедру не прибыл поставленный во епископа 19 марта Сергий (Ланин)..

Прилагали усилия к выключению Холмщины из Польского Королевства и создания самостоятельной губернии в составе Российской Империи, что должно было предотвратить полонизацию русинов и их отход от православия. Эта деятельность увенчалась успехом уже при его преемнике по кафедре Евлогие (Георгиевском) в 1912 году.

5 декабря 1902 года уволен на покой с правом управления Яблочинским монастырём.

Скончался 6 февраля 1903 года в Санкт-Петербурге. Похоронен в церкви святого Исидора Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_5387 Герман (Иванов)] на сайте «Русское православие»

Отрывок, характеризующий Герман (Иванов)

Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]