Герман (Косолапов)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Герман и фамилией Косолапов.

Епископ Герман (в миру Николай Васильевич Косолапов; 22 октября 1882, Саратов — ночь на 10 октября 1919, Саратов) — епископ Русской православной церкви, епископ Вольский, викарий Саратовской епархии.

Причислен к лику святых Русской православной церкви в 2006 году.

Биография

Родился в семье статского советника, преподавателя русского языка и словесности Саратовского реального училища. В 1902 году Окончил Саратовскую первую мужскую гимназию.

8 января 1905 года пострижен в монашество, затем рукоположен в иеромонаха.

В 1906 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

С 1906 года — помощник смотрителя Сарапульского духовного училища Вятской губернии.

С 1907 года — помощник смотрителя Камышинского духовного училища.

С 13 марта 1908 года — смотритель Петровского духовного училища, архимандрит.

С 2 июля 1911 года — смотритель Обоянского духовного училища Курской губернии

С 1 февраля 1913 года — смотритель Курского духовного училища.

С 26 апреля 1916 года — ректор Владимирской духовной семинарии.

Епископ

С 11 февраля (24 февраля) 1918 года — епископ Вольский, викарий Саратовской епархии.

В июле — сентябре 1918 года — временно управляющий Саратовской епархией.

После ареста 24 августа 1918 года священника Михаила Платонова (за проведённую в Свято-Серафимовской церкви Саратова панихиду по царственным мученикам, «за возмущение народных масс в церковной проповеди, написании и распространении литературы против советской власти») дал благословение Епархиальному совету прекратить богослужение в храме, кроме требоисполнения, и обратиться к прихожанам с призывом бороться за своего пастыря и требовать его освобождения: «Если пастыри не жалеют себя ради паствы, то и паства должна самоотверженно защищать своего духовного отца».

16 сентября 1918 года арестован по обвинению в «инсценировке запрещения богослужения советской властью». В октябре 1918 года на показательном процессе приговорён к 15 годам лишения свободы с привлечением к выполнению принудительных работ (священник Михаил Платонов был на том же процессе приговорён к расстрелу, протоиерей Алексей Хитров — к тому же наказанию, что и епископ). Около 10 тысяч верующих Саратова и Вольска подписались под прошением об освобождении владыки Германа и других арестованных священнослужителей.

В декабре 1918 года приговор был отменён и дело направлено на новое рассмотрение. Был освобождён из-под стражи, но уже в январе 1919 года вновь осуждён к 15 голам лишения свободы (священник Михаил Платонов приговорён к тюремному заключению на 20 лет с применением общественных работ, протоиерей Алексий Хитров осуждён к условному заключению в тюрьму на 10 лет). В апреле 1919 года был освобождён, но уже в мае вновь арестован.

Мученическая кончина

Ввиду наступления войск А. И. Деникина постановлением Саратовской губернской чрезвычайной комиссии, заседавшей 8 октября 1919 года, был приговорёны к расстрелу в числе других узников, осуждённых «за антисоветскую агитацию и как непримиримые враги рабоче-крестьянской власти». По преданию, когда узники узнали о готовящемся расстреле, священнослужители во главе с владыкой совершили в стенах саратовской тюрьмы отпевание самих себя и своих соузников-мирян.

Был казнён вместе с протоиереем Андреем Шанским (бывшим секретарем канцелярии епископа Гермогена (Долганёва)), священником Михаилом Платоновым и 10 мирянами в ночь на 10 октября 1919 года на Воскресенском кладбище. Несколько ранее, 2 октября 1919 года, Саратовская ЧК, использовав как повод убийство секретаря Московского горкома РКП(б) В. М. Загорского, постановила провести красный террор и расстрелять заложников из числа заключенных. 30 сентября на том же месте расстреляли протоиерея Геннадия Махровского (настоятеля Саратовского Свято-Троицкого собора), священника Олимпа Диаконова и 26 мирян.

Священный Синод Русской православной церкви 26 декабря 2006 года постановил включить имя владыки Германа в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века.

Ссылки

• [www.eparhia-saratov.ru/txts/eparhy/arhs/01_volsk/07_german.html Биография]

Отрывок, характеризующий Герман (Косолапов)

– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.