Гермиона Грейнджер

Эта статья является частью цикла статей о волшебном мире Гарри Поттера.

Персонаж мира Гарри Поттера
Эмма Уотсон в роли Гермионы Грейнджер
Гермиона Грейнджер
Пол	женский
Дата рождения	19 сентября 1979 года
Цвет волос	каштановый
Факультет	Гриффиндор
Чистота крови	Маглорождённая
Сторона	Орден Феникса, Отряд Дамблдора, Клуб Слизней
Патронус	Выдра
Боггарт	Минерва Макгонагалл, сообщающая ей о провале на всех экзаменах (третья книга)
Волшебная палочка	Виноградная лоза и сердечная жила дракона, 10¾ дюйма
Первое появление	«Философский камень»
Роль в фильмах	Эмма Уотсон

Гермио́на Джин Гре́йнджер (англ. Hermione Jean Granger, /hərˈmaɪ.əni ˈdʒiːn ˈɡreɪndʒər/) — одна из главных героинь цикла романов о Гарри Поттере наряду с Гарри Поттером и Роном Уизли.

Общие сведения

• Имя: Гермиона Джин Грейнджер
• Особые приметы: пышные, непослушные волосы; несколько длинные передние зубы (до четвёртой книги, где у мадам Помфри с помощью магии исправила этот недостаток); карие глаза. На руке шрам в виде слова «Грязнокровка», оставленный Беллатрисой во время пыток.
• Необычные возможности: волшебница; наиболее подготовленная в области магических заклинаний, зелий и истории на своем курсе, несмотря на то, что рождена маглами.
• Учёба в Хогвартсе: 1991—1997 (последний год 1997) не училась.
• Факультет: Гриффиндор (примечание: Распределяющая шляпа предлагала поступить в Когтевран).
• Волшебная палочка: Неизвестно
• Патронус: выдра.
• Родители: маглы, имена, отец неизвестно, мать Джин, по профессии — врачи-стоматологи.
• Семейное положение: после событий, описанных в книгах, вышла замуж за Рона Уизли.
• Дети: Роза и Хьюго Уизли.

Имя

Имя «Гермиона» имеет греческое происхождение и связано с именем бога Гермеса. В античной мифологии Гермиона (греч. Ερμιόνη) — имя дочери спартанского царя Менелая и Елены. Роулинг, однако, позаимствовала это имя не из греческого мифа, а из «Зимней сказки» Шекспира, где это имя носит королева, мать потерянной принцессы Утраты. Писательница специально выбрала редко встречающееся имя, чтобы тёзок книжной героини не дразнили в школах.

Роль в книгах

Книга первая

Гарри и Рон едут на Хогвартс-Экспрессе и встречают Гермиону. Она заклинанием чинит очки Гарри и мальчики признают её слишком умной, всезнайкой. В Хогвартсе они постоянно ссорятся с ней из-за её трепетного отношения к правилам.

Во время Хэллоуина происходит ещё одна стычка из-за того, что Грейнджер «слишком много знает». Однако в этот же день Гарри и Рон, нарушив при этом приказ расходиться по спальням, спасают её от четырёхметрового горного тролля. Гермиона всю вину берёт на себя, и у троицы налаживаются хорошие отношения. Ребята становятся лучшими друзьями.

Гермиона помогает Гарри отправить Норберта, дракона Хагрида, к Чарли, брату Рона. При этом они с другом нарушают правила школы и зарабатывают наказание в Запретном лесу.

Когда все трое отправляются на поиски Философского камня, Гермиона выручает друзей из объятий дьявольских силков — скользкого ползучего растения, и решает загадку Снегга, основанную не на волшебном знании, как все предыдущие заклятия охраны философского камня, а на чистой логике.

На банкете по случаю конца учебного года Гермиона получает 50 дополнительных очков за «умение использовать холодную логику перед лицом пламени».

Книга вторая

Гермиона появляется на страницах второй книги Гарри Поттер и Тайная комната в третьей главе, когда Гарри приезжает в «Нору», дом семейства Уизли.

Когда Гарри, Рон и Гермиона решают создать Оборотное зелье, Грейнджер, используя лесть, получает у Локонса разрешение взять в библиотеке книгу «Сильнодействующие зелья». В дальнейшем Гарри и Гермионе удаётся выкрасть ингредиенты из кабинета Снегга. Гермиона берёт для зелья волос с пиджака Миллисенты Булстроуд из Слизерина, с которой она дралась в дуэльном клубе. Но Гермионе попадается волос её кошки, и она превращается в получеловека-полуживотное, после чего ей приходится долго лечиться.

Позднее на Гермиону совершается нападение и она цепенеет, как и предыдущие жертвы монстра Тайной комнаты. Однако, побывав перед этим в библиотеке, она понимает, что это чудовище — змей Василиск, и вырывает страницу из книги о Василиске, на которой пишет слово «трубы». Страница была найдена у неё в оцепеневшей руке. Друзья поняли из этого, что чудовище Тайной Комнаты передвигается по трубам канализации. Впоследствии преподаватель травологии профессор Стебль сделала отвар из мандрагор и оживила всех жертв Василиска, в том числе и Грейнджер.

Из-за нападений экзамены отменяются, и Гермиона очень расстроена.

Книга третья

На каникулах Гермиона едет с родителями во Францию и посылает Гарри на день рождения подарок — набор по уходу за метлой.

В Косом переулке Грейнджер встречает Рона, затем и Гарри. В «Волшебном зверинце» покупает кота Живоглота.

В Хогвартсе Грейнджер получает от Макгонагалл, декана их факультета, Маховик времени, с помощью которого ей удается посещать «одновременно» все интересующие её учебные предметы (несмотря на накладки в расписании).

У Гермионы начинает развиваться неприязнь к прорицаниям и в феврале, поругавшись с профессором Трелони, она бросает изучение этого предмета.

На Рождественских каникулах Гермиона узнаёт, что Гарри подарили лучшую в мире метлу — «Молнию». Она подозревает, что метлу мог прислать Сириус Блэк, наложив на неё кучу смертоносных заклятий и рассказывает о подарке профессору Макгонагалл. Та забирает метлу у Гарри. Из-за этого у друзей происходит очередная ссора, но вскоре метлу, исследовав, возвращают. Затем появляется подозрение, что Живоглот съел крысу Рона, Рон обижается на Грейнджер и они не общаются несколько недель. Гермионе одиноко, она часто ходит к Хагриду и плачет у него. Также она помогает ему подготовиться к защите Клювокрыла в суде. После вынесения Клювокрылу смертного приговора мирится с Роном и в тот же день бьёт Малфоя по лицу за насмешки над Хагридом.

Гермиона единственная из учеников, кто догадался, что профессор Люпин оборотень, но никому не говорит правды, даже Гарри и Рону. В конце года Гермиона блестяще сдает экзамены, только на экзамене по Защите от темных искусств не может справиться с боггартом. Позже с помощью маховика времени возвращается с Гарри на несколько часов в прошлое, чтобы спасти Клювокрыла и Сириуса.

Книга четвёртая

На четвёртом курсе Гермиона начала усиленно заниматься общественной деятельностью. А именно создала организацию Г.А.В.Н.Э. (Гражданскую Ассоциацию Восстановления Независимости Эльфов), деятельность которой была направлена на защиту прав домашних эльфов. Гарри и Рону её затея не нравилась. Гермиона помогает Гарри в некоторых испытаниях Турнира Трёх Волшебников. Мирит Рона и Гарри, когда те поругались, но вскоре сама ругается с Роном. На Святочный бал идет с Виктором Крамом, ловцом болгарской сборной по квиддичу. В конце года он приглашает её к себе на летние каникулы.

Книга пятая

На пятом курсе Гермиона стала старостой факультета Гриффиндор. Она предложила Гарри создать «Отряд Дамблдора» и приняла главную роль в сокрытии и защите организации. Гермиона придумала фальшивые галлеоны для того, чтобы члены ОД могли по ним узнавать дату нового собрания. Также Гермиона спасла Гарри от пытки заклятием Круциатус.

Во время битвы в Министерстве Гермиона была поражена заклятием Антонина Долохова и на долгое время потеряла сознание (в фильме сражается вместе со всеми до появления мракоборцев).

Книга шестая

Первая начинает негативно относиться к учебнику Принца-Полукровки и пытается выяснить, кому именно принадлежал учебник. На отборочных испытаниях по квиддичу накладывает на Маклаггена заклятие Конфундус и тем самым способствует назначению Рона в команду на место вратаря. Проявляет интерес к Рону Уизли, но тот не замечает этого и начинает встречаться с Лавандой Браун. Грейнджер в отместку идёт на званый ужин к Слизнорту с гриффиндорцем-семикурсником Кормаком Маклаггеном, но расстаётся с ним. Почти выясняет, кем является Принц-Полукровка, найдя информацию о студентке Эйлин Принц, но не выяснив до конца, что она была матерью Снегга.

Книга седьмая

Гермиона играет значимую роль в последней, седьмой части. Помогает искать и уничтожать крестражи. Спасает жизнь Гарри при встрече со змеёй Нагайной. Сражается в битве за Хогвартс, во время которой уничтожает клыком Василиска крестраж — Чашу Пенелопы Пуффендуй.

Дальнейшая судьба

Гермиона начала свою трудовую карьеру с Отдела регулирования и контроля за магическими существами, где способствовала значительному улучшению жизни эльфов-домовиков и их собратьев. Потом перешла (несмотря на своё заявление Руфусу Скримджеру) в Отдел магического правопорядка, где занималась искоренением несправедливых законов, защищающих только чистокровных магов. Согласно недавно вышедшей книге Джоан Роулинг "Гарри Поттер и Проклятое дитя" стала новым Министром Магии.

Вышла замуж за Рона Уизли. У них двое детей — дочь Роза и сын Хьюго. После вышеописанных событий отправилась в Австралию и вернула родителям память. Позже вернулась домой вместе с ними.

Описание персонажа

У Гермионы карие глаза и каштановые волосы. Внешность её в книге «Гарри Поттер и философский камень» описана так: «девочка с густыми каштановыми волосами… Её передние зубы были чуть длиннее, чем надо». Однако в книге «Гарри Поттер и Кубок огня» в Гермиону срикошетило пущенное Малфоем в Гарри заклинание «Дантисимус», от которого передние зубы Гермионы выросли чуть ли не до подбородка. В Больничном Крыле мадам Помфри дала Гермионе зеркало и велела следить, глядя в него, пока зубы не станут прежнего размера. Гермиона подождала немножко больше необходимого, и её зубы стали аккуратными и ровными. Имеет кота Живоглота (в других переводах — Косолапус), которого купила на деньги, полученные на день рождения от родителей. Именно Живоглот первым узнал в крысе Рона Питера Петтигрю. Сначала Рон ненавидел кота за то, что тот хотел съесть Коросту (Петтигрю), но позже они помирились. Когда Сириус подарил Рону сову (карликового сыча, как выяснилось в четвёртой книге) Сычика, возмещая ему таким образом утрату питомца, тот поднес её к морде кота, чтобы убедиться, что с птицей все в порядке.

Гермиона очень любит учиться и уделяет этому много времени. Иногда бывает слишком высокомерной и чрезмерно гордится своими успехами в учёбе. Честолюбива, на уроках всегда старается ответить первой и выделиться своими знаниями, за что многие не без оснований считают её всезнайкой. В глазах окружающих со своим фанатичным стремлением к порядку и дисциплине выглядит излишне правильной и занудной, и за это над ней часто смеются. Говорит несколько назидательно и многословно, не теряя, однако, логики (что особенно заметно в первых книгах). Письма пишет так же: длинными предложениями со множеством запятых. Её письменные работы всегда оказываются более объёмными, чем было задано. Однако первое впечатление о ней оказывается неверным: действительно, соблюдение формальных правил и успехи в учёбе для неё много значат, но можно со всей уверенностью сказать, что у неё есть гораздо более значимые ценности и идеалы. Она высоко ценит справедливость.

В книге «Гарри Поттер и Орден Феникса» Гермиона признаётся, что Распределяющая Шляпа предлагала ей выбрать факультет Когтевран, факультет, где учатся самые умные студенты.

Гермиона регулярно помогает в учёбе Гарри и Рону, объясняет им материал, даёт читать свои конспекты и даже (весьма неохотно) разрешает списывать домашнее задание. Часто они признаются, что без Гермионы им было бы гораздо сложней учиться, и её помощь очень важна для них.

В первых книгах поражает наблюдательность Гермионы. Например, она единственная замечает, на чём стоит Пушок, в то время как Гарри и Рон не сводят глаз с трёх страшных голов монстра. Одного взгляда на багаж спящего в купе преподавателя ей достаточно, чтобы увидеть метку профессора Люпина. Также из всех учеников она единственная догадалась, что профессор Люпин — оборотень. В то время, как внимание всех приковано к Кубку Огня, который вдруг вздумал выбросить имя четвёртого Чемпиона, Гермиона всматривается в Гарри. Выражение лица друга не оставляет никаких сомнений: выбор Кубка для Гарри — полная неожиданность. До конца первого тура Турнира Трёх Волшебников Гермиона оставалась едва ли не единственной студенткой Хогвартса, кто не обвинял Поттера в обмане.

Гермиона — храбрая и отважная девочка, которая всегда готова прийти на помощь друзьям. Тем не менее, одно из её слабых мест — неумение действовать в нестандартной ситуации, когда нужно быстро принимать решение. С годами и эта её черта меняется. Можно сказать, что цепкая наблюдательность Гермионы постепенно дополняется умением быстро ориентироваться в обстановке. Если ей дать хотя бы минутку спокойно подумать, она найдёт наилучшее решение. Это особо ярко проявилось в её поведении в книге «Гарри Поттер и Дары Смерти». Когда скрытые чужими личинами Гарри, Рон и Гермиона выкрадывают медальон Слизерина, она единственная, кто сообразил создать копию медальона, чтобы Долорес Амбридж не заметила пропажу; когда Гермиона буквально в последнюю секунду трансгрессирует себя и Гарри из дома Батильды Бэгшот, спасаясь из лап Волан-де-Морта; когда ребята покидали выдавшего их Пожирателям смерти Ксенофилиуса Лавгуда, Гермиона гениально решает несколько задач сразу: прячет Рона под мантией-невидимкой (тем самым оберегая семью Уизли от расследования), стирает память мистера Лавгуда об их визите и на короткий миг показывает преследователям Гарри Поттера, спасая тем самым отца и дочь Лавгудов от расправы Пожирателей за «ложный вызов». Так же быстро она под пытками Беллатрисы в особняке Малфоев придумывает складную историю о поддельном мече Гриффиндора. Дж. К. Роулинг призналась, что Гермиона во многом на неё похожа. Патронус Гермионы — выдра, а это любимое животное Роулинг. Второе имя Гермионы, Джин (фигурирует в книге «Гарри Поттер и Дары Смерти» при оглашении завещания Альбуса Дамблдора), — женский вариант имени «Джон», так же как и Джоан, имя Роулинг.

Родители Гермионы — маглы (по профессии стоматологи) и она, соответственно, маглорождённая волшебница.

Критика и отзывы

• Гермиона заняла 32-е место в рейтинге «99 самых горячих вымышленных женщин» на портале UGO. Её киновоплощение назвали одним из лучших персонажей серии фильмов, невероятно умной, готовой на всё ради друзей, а также очень женственной.

Ссылки

• [ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Гермиона_Грейнджер Поттеромания Викия]
• [www.hp-lexicon.org/wizards/granger.html#Hermione Hermione’s entry] на Harry Potter Lexicon
• [www.memoid.ru/node/Ehvolyuciya_obraza_Germiony_Grejndzher_%28%C2%ABGarri_Potter%C2%BB%29 Эволюция образа Гермионы Грейнджер] на memoid.ru

Отрывок, характеризующий Гермиона Грейнджер

Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.