Гернет, Нина Владимировна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нина Владимировна Гернет
Дата рождения:

27 июня 1899(1899-06-27)

Место рождения:

Одесса

Дата смерти:

1 апреля 1982(1982-04-01) (82 года)

Место смерти:

Ленинград

Гражданство:

Российская империяСССР

Род деятельности:

прозаик, драматург

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

рассказ, повесть, пьеса, сказка

Язык произведений:

русский

Нина Владимировна Гернет (27 июня (9 июля)[1][2] 1899[3][4], Одесса — 1 апреля 1982, Ленинград) — русский советский драматург, писатель, сказочник. Самые известные произведения: «Гусёнок», «Сказка о маленьком Каплике», «Катя и крокодил».





Биография

Нина Гернет родилась семье химика Владимира Александровича Гернета (1870—1929) и его жены Елены Алексеевны Жеребко-Ротмистренко (18641937).

Детство прошло в Одессе на Княжеской улице, 12 (впоследствии она напишет повесть «Дети с Княжеской», доныне не опубликованную), а летом семья жила на 13-й станции Большого Фонтана, у моря.

В спортивном обществе «Сокол» Нина занималась гимнастикой, в молодости зарабатывала на жизнь учителем физкультуры. В 1921 году её мобилизовали на военную службу инструктором.

Первой серьёзной литературной школой было участие Нины Гернет в «Коллективе поэтов». Общение с Ильфом, Багрицким, Олешей заложило основы её литературного вкуса, любовь к чёткости и образности языка и строгость к себе.

В трудные послереволюционные годы преподавала гимнастику в школах. Выйдя замуж и переехав в Ленинград, также преподавала физкультуру в школе, одновременно занимаясь в Институте Сценических Искусств. Окончив режиссёрский факультет, была направлена на Ижорский завод руководителем агитбригады, ставила «живую газету» — и писала очерк о людях и делах завода. Очерк был принят «Молодой Гвардией» и издан отдельной книжкой «Тринадцатый в мире», а Нина Гернет привлекла внимание С. Я. Маршака. Он предложил ей написать книгу для детей.

Обучение искусству литературы для детей в школе Маршака дало хорошие плоды. Повесть «Три палатки» вышла в 1933 году тиражом 50000, на следующий год переиздана.

Нине Владимировне предложили заведовать редакцией журнала для дошкольников и младших школьников «Чиж». В журнале сотрудничали замечательные писатели и художники: Е. Шварц, Д. Хармс, Б. Житков, В. Бианки, Е. Чарушин, В. Конашевич и другие.

В 1937 году, — разгром маршаковского Детгиза. Была уволена и Гернет.

Член Союза писателей с 1939 года.

С 1929 года Гернет вела уроки драматургии в Доме Художественного Воспитания Детей, писала сценки и пьески, а в 1935 году попробовала силы в кукольном театре. Пьеса «Гусёнок», созданная вместе с Т. Гуревич, оказалась удачной. Гернет сделала кукольную драматургию своей профессией. Начиная с «Волшебной лампы Аладдина», все пьесы Гернет ставились в театре С. В. Образцова. Более чем 30-летнее содружество с этим коллективом дало пьесам Гернет успех и долгую жизнь. Образцов и другие режиссёры признали пьесы Нины Гернет классикой кукольной драматургии.

В 1967 году на фестивале в Чехословакии пьеса Н. Гернет «Сказка о маленьком Каплике» получила 4 премии из семи. В 1971 году высшая награда чехословацких кукольников — золотая медаль имени Йозефа Скупы — впервые была присуждена иностранному автору — Нине Гернет. В 1980 году ХІІI Всемирный Конгресс УНИМА (международного союза деятелей кукольного театра) избрал Нину Владимировну Гернет своим почётным членом.

Когда Нина Гернет узнала, что в одном из северных лагерей заключённые устроили кукольный театр, она стала помогать этому театру — посылала книги и другие пособия, материалы для кукол и ширмы, пьесы, в том числе рукописи своих пьес — прежде, чем они публиковались на воле. С руководительницей театра Тамарой Цулукидзе с тех пор завязалась дружба на всю жизнь.

Также подружилась она с кукольниками японского театра «Карабас» (Токио) и его руководителями, супругами Оои — Кадзуо и Хироко. Гернет-сан подарила Оои-сан несколько своих пьес, которые Кадзуо перевёл на японский. Сборник пьес Н. Гернет, вышедший в СССР в 1975 году, был также переведён ими. Книга вышла на японском языке в начале 1981 года.

Нина Гернет умерла после долгой болезни 1 апреля 1982 года.

Избранная библиография

  • Катя и крокодил (в соавторстве с Г. Ягдфельдом) 1957, 1959, 1967, 1974
  • Катя и чудеса (в соавторстве с Г. Ягдфельдом) 1963
  • Пропал дракон (в соавторстве с Г. Ягдфельдом) 1968
  • Сестренка 1953, 1960
  • Три палатки 1933, 1934

Экранизации

См. также

Напишите отзыв о статье "Гернет, Нина Владимировна"

Литература

[books.google.ru/books?id=_X49ywrpGS8C&pg=PA102 Гернет Нина Владимировна] // Сказочная энциклопедия / Наталья Будур. — ОЛМА Медиа Групп, 2005. — С. 102. — 606 с. — ISBN 9785224048182.

Примечания

  1. [_www.kino-teatr.ru/kino/screenwriter/sov/281369/bio/ Нина Гернет]
  2. [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:696377 Нина Владимировна Гернет р. 27 июнь 1899 ум. 1 апрель 1982]
  3. [odessa-memory.info/index.php?id=119 Гернет Нина Владимировна (1899—1982) — драматург, писатель]
  4. [nekropol-spb.ru/main/cemeteries/krematoriy/gernet_nina-vladimirovna Гернет Нина Владимировна (1899—1982)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гернет, Нина Владимировна

Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.