Герники
Поделись знанием:
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Герники (лат. Hernici) — древне-итальянский народ италийской группы, родственный сабинам. Главные их города были: Алатри, Вероли, Ферентино; столица — Ананьи.
Населяли долину реки Трер и прилегающие к ней Апеннины[1]. В 486 году до н. э. вступили в Латинский союз[2]. После второй Самнитской войны римляне завоевали их столицу Ананьи и покорили весь народ (306 г. до н. э.)[3].
В 241 году до н. э. герники получили полное римское гражданство.
Напишите отзыв о статье "Герники"
Примечания
- ↑ Герники // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. viii. 64 и 68
- ↑ Ливий. ix. 42
Это заготовка статьи о народах мира. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи по истории Италии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Герники
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.