Герод
Септимий Герод или Гайран (лат. Septimius Herodes; убит в 267) — пальмирский царь.
Герод родился до 226 года, вероятно, в Пальмире. Он был сыном пальмирского правителя Одената и его первой, неизвестной по имени, жены. Герод, скорее всего, был соправителем своего отца. В 263 году он получил от своего отца после победы над персами почетный титул «царя царей».
В Гераклеи Понтийской (по «Новой истории» Зосимы — в Эмесе) Герод был, вероятно, убит вместе со своим отцом при невыясненных обстоятельствах в 267 году. Иоанн Зонара, который имел доступ к ныне утраченным источникам, называл убийцей двоюродного брата или племянника Одената Меония. В «Истории Августов» написано, что Меоний «сговорился с Зенобией, которая не могла выносить, что имя её пасынка Герода стояло в перечне государей впереди имен её сыновей»[1]. Но, возможно, убийство было организовано императором Галлиеном, который стал опасаться могущественного полководца и его сына. Кроме «Истории Августов» Герод нигде по имени не упоминается. Вот, что о нём сообщает этот источник:
«это был человек, превосходивший всех своей изнеженностью и совершенно утопавший в восточной и греческой роскоши: у него были палатки с рельефными украшениями, золоченые шатры и вся персидская пышность. Принимая во внимание его природные наклонности, Оденат, движимый отцовской снисходительностью, отдал ему всех захваченных царских наложниц, все богатства и драгоценные камни»[2].
Напишите отзыв о статье "Герод"
Примечания
Литература
- Thorsten Fleck: Das Sonderreich von Palmyra. Seine Geschichte im Spiegel der römischen Münzprägung. In: Geldgeschichtliche Nachrichten 199 (September 2000), S. 245—252.
- Udo Hartmann: Das palmyrenische Teilreich (Oriens et Occidens 2). Stuttgart 2001.
- Ted Kaizer: Odaenathus von Palmyra. In: Michael Sommer (Hg.): Politische Morde. Vom Altertum bis zur Gegenwart. Darmstadt 2005, S. 73-79.
Отрывок, характеризующий Герод
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
