Героевское

Село, ныне не существует Героевское укр. Героєвське, крымско-тат. El Tiygen Страна Россия/УкраинаРоссия/Украина Регион Республика Крым/Автономная Республика Крым Район Городской округ Керчь/Керченский горсовет Координаты 45°13′30″ с. ш. 36°24′35″ в. д.45.22500° с. ш. 36.40972° в. д. / 45.22500; 36.40972    Первое упоминание 1842 Прежние названия до 1945 — Эльтиген Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код Республика Крым: RUS 82 АР Крым: AK, КК / 01 Героевское Героевское

К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе

Геро́евское, также употребляются названия Геро́евка, Эльтиге́н (укр. Героєвське, Ельтіген, крымско-тат. El Tiygen, Эль Тийген) — микрорайон города Керчь, расположен на берегу Керченского пролива, на крайнем юге территории, подчинённой городскому округу Керчь (согласно административно-территориальному делению Украины — Керченскому горсовету Автономной Республики Крым). До 1960-х годов — отдельное село.

История

Впервые в доступных источниках селение встречается на карте 1842 года, где Кучук-Эльтиген обозначен условным знаком «малая деревня», то есть менее 5 дворов.

В 1860-х годах, после земской реформы Александра II, деревню приписали к Сарайминской волости. Согласно «Списку населённых мест Таврической губернии по сведениям 1864 г.», составленному по результатам VIII ревизии 1864 года, Эльтиген — владельческая русская деревня с 7 дворами и 37 жителями на берегу моря. По «Памятной книге Таврической губернии 1889г», по результатам Х ревизии 1887 года, в деревне Эльтеген числилось 36 дворов и 184 жителя. По «…Памятной книжке Таврической губернии на 1892 год» в Эльтигене, входившем в Ново-Александровское сельское общество, числилось 52 жителя в 8 домохозяйствах, а в безземельном Эльтигене, не входившей в сельское общество — 38 жителей, домохозяйств не имеющих. По «…Памятной книжке Таврической губернии на 1902 год» в деревне Эльтеген, входившей в Ново-Александровское сельское общество, числился 121 житель в 12 домохозяйствах. В Статистическом справочнике Таврической губернии 1915 года в Сарайминской волости Феодосийского уезда значатся деревня, экономия и рудник Эльтеген.

При Советской власти, по постановлению Крымревкома от 8 января 1921 года была упразднена волостная система и село включили в состав Керченского уезда, в октябре 1923 года преобразованного в Керченский район. Согласно Списку населённых пунктов Крымской АССР по Всесоюзной переписи 17 декабря 1926 года, в селе Эльтеген, Сарайминского сельсовета Керченского района, числилось 103 двора, из них 89 крестьянских, население составляло 468 человек, из них 265 русских, 192 украинца, 2 белоруса, 1 грек и 1 немец, 7 записаны в графе «прочие», действовала русская школа I ступени (пятилетка). 15 сентября 1931 года Керченский район упразднили и село включили в состав Ленинскского, а с 1935 — Маяк-Салынского района, переименованного 14 декабря 1944 года в Приморский. Видимо, в ходе той же реорганизации был образован Эльтигенский сельсовет, поскольку на 1940 год он уже существовал.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 21 августа 1945 года Эльтиген был переименован в Героевское и Эльтигенский сельсовет — в Героевский. В 1959 году (согласно справочнику «Крымская область. Административно-территориальное деление на 1 января 1968 года» — в период с 1968 по 1977 год) Героевское присоединили к Керчи.

См. также

• Керченско-Эльтигенская десантная операция

Литература

• [www.soldat.ru/files/f/adm_terr_preobrazovania_v_krimu_1783_1998.part1.rar Административно-территориальные преобразования в Крыму. 1783-1998 гг. Справочник] / под ред. Г. Н. Гржибовской. — Симферополь: Таврия-Плюс, 1999.

Ссылки

• [maps.vlasenko.net/?lat=45.24&lon=36.40&addmap2=smtm200&s=&addmap1=smtm100 Героевское на картах]
• [crimea-map.com.ua/map469249_0_0.htm Карта территории Керченского горсовета.]

Отрывок, характеризующий Героевское

– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.