Героический партизан

Эрнесто Че Гевара

Альберто Корда

Guerrillero Heroico. 5 марта 1960 года

К:Фотографии 1960 года

«Героический партизан» (исп. Guerrillero Heroico) — каноническая фотография революционера аргентинского происхождения Эрнесто Гевара де ла Серна (более известного как Че Гевара) авторства кубинского фотографа Альберто Корды. Снимок сделан 5 марта 1960 года в Гаване на митинге памяти жертв взрыва теплохода «Ля Кувр», с помощью камеры Leica M2 на плёнку компании Eastman Kodak.

В конце 1960-х фотография, вкупе с последующей революционной деятельностью и казнью, оформила харизматичный и противоречивый образ Че Гевары как «культурной иконы». Корда впоследствии говорил, что этот снимок запечатлел выражение лица, отражающее «абсолютную непримиримость» и стоический характер Че Гевары.

История

Грузовое судно «La Coubre» взорвалось в 15:10 4 марта 1960 года во время разгрузки в порту Гаваны. При этом погибло более ста человек и более двух сотен пострадало. Эрнесто Гевара (тогда министр промышленности), находившийся в момент взрыва в здании национального института аграрных реформ, незамедлительно прибыл в порт и участвовал в спасательной операции, на протяжении нескольких часов предоставляя медицинскую помощь раненым.

На следующий день, 5 марта, лидер кубинской революции Фидель Кастро обвинил в организации взрыва ЦРУ. В речи, сказанной в ходе траурного митинга памяти жертв теракта и последующего марша по бульвару Малекон к кладбищу Колон, Фидель впервые произнес ставшую впоследствии знаменитой фразу «Родина или смерть» (исп. Patria o Muerte). Альберто Корда, официальный фотограф Кастро, в 11:20 запечатлел Че, когда он на несколько секунд попал в кадр.

На берете Че видна звёздочка Хосе Марти, отличительный признак команданте, полученная от Фиделя Кастро в июле 1957 года вместе с этим званием.

Авторские права

Корда сделал свою фотографию общественным достоянием и никогда не требовал авторских отчислений, хотя снимок и производные от него на протяжении десятилетий использовались в самых различных медиа.

Однако фотограф не хотел коммерциализации портрета и подал в суд за его использование в рекламе водки Smirnoff (полученные в результате досудебного соглашения пятьдесят тысяч долларов были пожертвованы кубинской здравоохранительной системе). Комментируя незаконное использование его фотографии, художник сказал:

«Как сторонник идеалов, за которые умер Че Гевара, я не питаю неприязни к тем, кто хочет распространять его память и дело социальной справедливости по всему миру, но я категорически против эксплуатации изображения Че для продвижения таких продуктов, как алкоголь, или для любых целей, порочащих репутацию Че».

Влияние на культуру

Знаменитое фото стало основой многих произведений искусства, причём некоторые из них (например, стилизация ирландского художника Джима Фицпатрика), в свою очередь, сами приобрели культовый статус.

• Che por Jim Fitzpatrick white red.svg

  Стилизованный образ работы Джима Фицпатрика (1968 г.)

• SculptureCheGuevaraCuba.jpg

  Скульптура на здании министерства внутренних дел (площадь Революции, Гавана)

• 50 лет победы кубинской революции.jpg

  Российская почтовая марка «50 лет победы кубинской революции» (2009 г.)

Литература

• Alberto Korda: A Revolutionary Lens, by Diana Diaz & Mark Sanders, Steidl, 2007, ISBN 3-86521-458-4
• Che's Afterlife: The Legacy of an Image, by Michael Casey, Vintage Books USA, 2009, ISBN 0-307-27930-8
• Che Guevara: Revolutionary and Icon, by Trisha Ziff, Abrams Image, 2006, ISBN 0-8109-5718-3
• Che: Images of a Revolutionary, by Oscar Sola, Pluto Press, 2000, ISBN 0-7453-1700-6
• Che: The Photobiography of Che Guevara, Thunder's Mouth Press, 1998, ISBN 1-56025-187-5
• Cuba by Korda, by Christophe Loviny & Alberto Korda, Ocean Press (AU), 2006, ISBN 1-920888-64-0
• Self Portrait Che Guevara, by Ernesto Guevara & Victor Casaus, Ocean Press (AU), 2004, ISBN 1-876175-82-6

Отрывок, характеризующий Героический партизан

«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.