Герой

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Неувядаемой славой отчизну они увенчали -
Сами ж окутаны мглой горестной смерти навек,
Но среди мёртвых бессмертны: из скорбных чертогов Аида
Память о славных делах их возвращает к живым.

Из эпиграмм Симонида Кеосского, VI—V века до н. э.[1]




Геро́й (от др.-греч. ἥρως, «доблестный муж, предводитель») — человек исключительной смелости и доблести[2], либо главное действующее лицо литературного произведения[2].

Также класс персонажей древнегреческой мифологии, дети божества и отцов, а также потомков божества и смертного человека[3].

Мифология и эпос

Герои и боги

Главное отличие героев от богов в том, что герои смертны. Попытка сделать героя бессмертным — устойчивый мифологический сюжет. Большей частью не сами они, а их бессмертные родители, но обычно эти попытки остаются тщетными: так, Фетида пытается закалить в огне Ахилла, а Деметра — Демофонта, но в дело вмешивается случай, который мешает довести дело до конца.

Обожествлённые герои (получившие в награду бессмертие):

Типы героев

Большинство героев — воины, которые уничтожают древних чудовищ и воюют между собой.

С развитием античной культуры герои, помимо традиционных воинских доблестей, стали наделяться особой мудростью, музыкальным даром или хитростью. Выделяются герои-прорицатели (Тиресий, Амфиарай, Калхант, Трофоний, Мопс, Бранх, Идмон), герои-мастера (Дедал, Зет и Амфион), герои-музыканты (Орфей, Лин), законодатели (Тесей). Своеобразную нишу занял Одиссей, герой-хитрец.

Героический век

Эпоху, в которую действуют герои, называют Героическим веком, и ему предшествует Бронзовый век, а за ним следует Железный век, век обычных людей. В течение героического века герои истребили чудовищ, детей титанов и других хтонических божеств. Закончилась эпоха двумя великими войнами, в которых герои перебили друг друга: походом Семерых против Фив и Троянской войной.

Философия и этика

В философско-этическом понимании герой — человек, совершающий акт самопожертвования ради общего блага. В философии это понятие осмысливалось Гегелем, где герой трактуется как воплощение национального духа.

«Герой нашего времени»

В разные времена в обществе рождался образ героя для своего времени. Создавались произведения искусства на эту тему. Такие, как «Герой нашего времени». В современное время всеобщей компьютеризации, информатизации, глобализации и тотальной слежки общество уже не чувствует себя в безопасности и считает героями нашего времени таких людей, как Даниэль Эллсберг, Брэдли Мэннинг, Джулиан Ассанж, Эдвард Сноуден[4].

Героизация

Героизация — процесс возведения человека или явления (заслуженно, или же нет) в статус героического (например, героизация нацизма). Осуществляется зачастую путём массированной рекламной кампании (обычно в СМИ). Преследует различные цели — например, создание национальных героев (современная героизация Бандеры), для дачи примера таковых прочим согражданам, в той или иной области (см. Стахановское движение, лысенковщина).

См. также

Напишите отзыв о статье "Герой"

Примечания

  1. Харламова Н. О. [centant.spbu.ru/centrum/publik/kafsbor/1987/12.pdf Симонид Кеосский как ранний представитель гражданской лирики]
  2. 1 2 [dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/778838 Герой]. Толковый словарь Ушакова. Проверено 10 августа 2013.
  3. Власов В. Г. [slovari.yandex.ru/герой/Словарь%20изобразительного%20искусства/Герой/ Герой]. Словарь изобразительного искусства (2004—2009). Проверено 10 августа 2013.
  4. [news.israelinfo.ru/world/46053 Эдвард Сноуден, новый «герой нашего времени» :: Новости Израиля | NEWS.IsraelInfo.ru]

Литература

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Герой

Отрывок, характеризующий Герой

– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…