Герольд

Запрос «глашатай» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Геро́льд (от лат. heraldus — глашатай или от нем. «herald») — глашатай, вестник, церемониймейстер при дворах королей, крупных феодалов; распорядитель на торжествах, рыцарских турнирах. Герольд был также судьёй на турнире (страж турнира): подавал знак к началу турнира, мог остановить слишком ожесточённый бой. Герольд ведал составлением гербов и родословий.

Герольды систематизировали знания о гербах, выработали общие принципы и правила их составления и распознавания и в конечном счёте создали науку «гербоведение» или «геральдику». Существует два варианта происхождения терминов «геральдика» и «герольд»: от позднелат. heraldica (от heraldus — глашатай), или от немецкого Herald — испорченного Heeralt — ветеран, как называли в Германии в Средние века людей, имевших репутацию доблестных и храбрых воинов, приглашавшихся в качестве почётных гостей и судей на разные торжества, и, в частности, на турниры. Эти ветераны должны были сохранять обычаи рыцарства, вырабатывать правила турниров, следить за их соблюдением, а также объявлять все поединки и имена их участников. Это требовало специальных знаний — герольд должен был хорошо знать генеалогию благородных семейств, чьи представители принимали участие в боях, и уметь распознавать гербы рыцарей, съехавшихся на турнир.

Французское название геральдики — «blason» — происходит от немецкого «blasen» — «трубить в рог» и объясняется тем, что когда рыцарь подъезжал к барьеру, ограждавшему место проведения турнира, он трубил в рог, чтобы возвестить о своём прибытии. Тогда выходил герольд и по требованию судей турнира описывал вслух герб рыцаря в доказательство его права принять участие в турнире. От слова «blasen» происходит и французское «blasonner», немецкое «blasonieren», английское «blazon», испанское «blasonar» и русское слово «блазонировать» — то есть описывать герб.

Герольды создали для описания гербов особый жаргон, точнее — тезаурус (и сегодня используемый специалистами по геральдике), основанный на старофранцузском и средневековой латыни, так как само рыцарство, как и многое с ним связанное — рыцарский кодекс, оружейные разработки, турниры и, наконец, геральдика — берёт начало из Франции. В Средние века французский язык использовался правящими классами в большинстве стран Западной Европы, так что правила геральдики должны были быть составлены на этом языке. Впрочем, некоторые геральдические термины настолько витиеваты, что кажутся нарочно разработанными для того, чтобы озадачить непосвящённых. Предполагается, что русское слово «герб» заимствовано из польского «herb» и встречается во многих славянских и германских наречиях (herb, erb, irb) в значении наследник или наследство. Славянское название этого опознавательного знака прямо указывает на его наследственный характер. Английский термин «coat of arms», обозначающий герб, произошёл от названия особого предмета одежды «surcoat» — полотняной или шёлковой накидки, предохраняющей доспехи рыцаря от солнца и дождя (слово «рыцарь» происходит от немецкого «ritter» — всадник).

В настоящее время герольдами называются лица, уполномоченные верховной властью известить о каком-либо событии или участвовать в особых торжественных церемониях. Такие лица известны были еще в глубокой древности; на них возлагали объявление войны или мира, возвещение о каком-либо распоряжении правительства и т. п. Так, евреи перед атакой города посылали к неприятелю уполномоченных, предлагая ему сдаться. Гомер свидетельствует, что во время Троянского похода греки и троянцы имели подобных герольдов. Самое слово герольд получает этот смысл не ранее XIII в. До тех пор так называли, судя по дошедшим до нас песням, лиц, состоящих на службе у сильных феодалов и обязанных воспевать и прославлять подвиги своих господ. К таким лицам относились без всякого уважения.

Положение их улучшается при Филиппе-Августе, когда их начинают одевать в рыцарское платье с гербом владельца и возлагают на них некоторые обязанности на турнирах. Обязанности герольдов становятся совершенно точными к половине XIV века. Звание герольда является в это время почетным, в которое возводят лишь после какой-либо битвы, турнира или церемонии. Для этого государь возливал на голову возводимого кубок вина (иногда воды) и давал ему имя города, крепости и т. п., которое герольд сохранял до следующей высшей степени — оружейного короля (roi d’armes, Wappenkönig).

Обязанности герольда делились на три главные группы:

• на них возлагалось объявление войны, заключение мира, предложение сдачи крепости в т. п., а также счет убитых и раненых после битвы и оценка доблести рыцарей;
• они обязаны были присутствовать при всех торжественных церемониях, как, например, коронации или погребении государя, возведении в рыцарское достоинство, торжественных приемах и т. д.;
• на них возложены были и чисто геральдические обязанности — составление гербов, родословий и т. п.

Труд герольдов оплачивался очень хорошо, так как отпустить присланного герольда без подарка считалось как бы неуважением к приславшему его государю. Каждое государство делилось на несколько геральдических марок, бывших под наблюдением одного оружейного короля и нескольких герольдов (так, например, Франция в 1396 г. делилась на 18 марок). С XVIII века герольды потеряли своё средневековое значение и назначаются лишь в случае какой-либо торжественной церемонии: коронации государей, бракосочетании и т. п. В этом значении герольды существовали, в частности, в России до падения монархии. Во время коронации последних императоров на них были нижние кафтаны из золотой грани, поверх которых был надет золотой парчовый далматик, с вышитыми шелками на спине и груди государственными орлами.

Ссылки

• Герольд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Герольд // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.

Отрывок, характеризующий Герольд

[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.