Герострат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герострат
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Геростра́т (др.-греч. Ἡρόστρατος) — житель греческого города Эфеса (ныне территория Турции), который сжёг знаменитый храм Артемиды в своём родном городе летом 356 года до н. э.

По рассказу Феопомпа (в передаче Валерия Максима), Герострат сознался во время пытки, что поджёг храм для того, чтобы его имя помнили потомки. Эфесцы приговорили его к казни и постановили никогда не упоминать его имя. Однако древнегреческий историк Феопомп, рассказавший о преступлении Герострата, сохранил это имя для потомков.





Сведения античных авторов

Хотя труды Феопомпа сохранились лишь во фрагментах, на него ссылается римский писатель-моралист I века н. э. Валерий Максим, чей рассказ наиболее подробен[1].

Таким образом, Герострат добился своего: приобрёл бессмертную, пусть и позорную, славу. Уже Валерий Максим включает рассказ о нём в главу «О желании славы» (De cupiditate gloriae), в одном ряду с Фемистоклом, Александром Великим и Аристотелем. А римский писатель Элиан в сочинении «О природе животных» упоминает Герострата в перечне врагов божеств вместе с философами Гиппоном и Диагором[2].

Авл Геллий не называет имя поджигателя, но ссылается не на постановление эфесцев, а на «решение всей Азии»[3].

Согласно Страбону, на месте сожжённого Геростратом храма жители этого города построили новый храм Артемиды Эфесской[4], включённый в число «чудес света».

Историк Тимей и вслед за ним Цицерон и Плутарх утверждали, что храм Артемиды сгорел в ту самую ночь, когда родился будущий завоеватель Азии Александр Македонский[5].

Отражение в культуре и литературе

  • Выражение «геростратова слава» стало крылатым, обозначая славу, равную вечному позору; постыдную известность человека, который прославился только путём разрушения того, что создано другими. Выражение существует в разных вариантах и словосочетаниях: «Геростратова слава», «лавры Герострата», «стяжать лавры Герострата». Его использовал А. С. Пушкин в эпиграмме на Стурдзу «Холоп венчанного солдата». Имя «Герострат» ряд авторов использовали для своих персонажей (в рассказе А. П. Чехова «Толстый и тонкий») или в качестве названия (у Жана-Поля Сартра одна из новелл сборника «Стена»).
  • Итальянский писатель Алессандро Верри в небольшом романе «Жизнь Герострата» (1818) выразил в том числе ненависть к Наполеону[6].
  • В 1972 году была впервые поставлена пьеса Григория Горина «Забыть Герострата!»[7]

См. также

Напишите отзыв о статье "Герострат"

Примечания

  1. Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения. VIII 14, внешний эпизод 5 (рус. пер.: СПб., 1772. С. 398)
  2. Элиан. О природе животных. VI. 40
  3. Авл Геллий. Аттические ночи. II 6, 18
  4. Страбон. География. XIV 1, 22, 640
  5. Цицерон. О природе богов II 27, 69; О дивинации I 47; см. об этом синхронизме: Энциклопедия Паули-Виссова. Том VIII. Полутом 1. Стб. 1146.
  6. КЛЭ. Т. 1. Стб. 934.
  7. КЛЭ. Т. 9.

Литература

  • [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0002.001/449?rgn=full+text;view=image Герострат] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
  • Энциклопедия Паули-Виссова. Том VIII. Полутом 1. Стб. 1145—1146. (автор статьи — Plaumann)

Отрывок, характеризующий Герострат

После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.