Герритс, Гессель

Гессель Герритс
Hessel Gerritsz
Род деятельности:	картограф
Дата рождения:	ок.1581
Место рождения:	Ассюм, Эйтгест
Дата смерти:	4 сентября 1632(1632-09-04)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гессель Герритс (нидерл. Hessel Gerritsz) — голландский гравер, картограф и издатель. Несмотря на сильную конкуренцию, он, по мнению некоторых историков «несомненно, главный голландский картограф начала 17-го века».

Начало деятельности

Он начал свою деятельность в Алкмааре учеником Виллема Блау, который был на десять лет его старше. Герритс переехал вместе с Блау в Амстердам, где продолжал работу в его мастерской. Там он женился в 1607 году на Геертье Гийсбертс из Алкмара. У них было восемь детей. Геертье умерла до 1624 года, когда Гессель женился во второй раз. В 1610 году он основал свою собственную типографию. Многие из его гравюр и карт, являются частью атласов Блау, Янссон и других.

В 1613 году опубликовал «историю Шпицбергена», описывающую открытие, первые визиты и китобойный промысел на архипелаге. В том же году Герритс выгравировал и издал в Амстердаме «Карту Руссии по рукописи, начертить которую озаботился Фёдор, сын царя Бориса…» с планом Москвы на врезке. Предполагается, что карта была составлена на основании «Большого Чертежа» — официальной генеральной карты Московского государства. Остаётся невыясненным, каким образом Герритс, никогда не бывавший в России, получил копию «Большого Чертежа» для своей карты. В 1614 году Г. Герритс исправил и дополнил эту карту, уточнив фигуру Ладожского озера и др. К 1635 году медная доска Герритса перешла от издателей Атласа Меркатора-Хондиуса к Виллему Блау (1571—1638), который, заменив имя Герритса на своё, включал эту карту в свои атласы. Эта карта входила во все издания Атласа Блау до 1673 года.

Официальный картограф ост-индской компании

Его известность как картографа быстро росла и 16 октября 1617 года Герритс был назначен первым картографом голландской ост-индской компании, вероятно, наиболее важный пост который мог занимать картограф в те дни. Он получил эту должность по рекомендации Петера Планциуса, бывшего ведущим ученым компании, который не ладил со старшим Блау (Блау и Герритс при этом остались друзьями). Герритс оставался на этом посту до самой своей смерти в 1632 году, после этого должность перешла к семье Блау, члены которой сменяли друг друга до 1705 года.

Последние годы

Интерес Герритса к Новому Свету был так велик, что он предпринял путешествие в Бразилию и на Карибы. В 1632 г он умер и был похоронен в Ньивекерк в Амстердаме.

Литература

• J. Keuning — Hessel Gerritsz // Imago Mundi. A review of early cartography, edited by Leo Bagrow. Vol. 6. Stockholm, 1949. pp. 48-66. Первую страницу этой статьи можно увидеть: www.jstor.org/pss/1149981
• Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 83—84 (Гессель Герритс). — 269 с. — 1000 экз.

Отрывок, характеризующий Герритс, Гессель

– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.