Боснийско-герцеговинское восстание

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Основной конфликт: Сербо-черногорско-турецкая война
Герои боснийского восстания
Дата	9.07.1875 - 4.08.1877
Место	Балканы
Итог	Победа Османской империи
Противники
Герцеговинские мятежники Сербские и черногорские добровольцы. Османская империя
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно 100.000
Потери
неизвестно неизвестно

Боснийское восстание (Восстание в Боснии и Герцеговине, Боснийско-турецкая война), восстание против Османской империи начавшееся в 1875 году в Невесине и вскоре распространившееся по всей Боснии и Герцеговине.

Повстанцы снабжались оружием и поддерживались добровольцами из Черногории и Сербии. Восстание привело к началу сербско-турецкой, черногорско-турецкой войн и положило начало так называемому Великому Восточному Кризису (см. Восточный вопрос). Результатом восстания и войн против Османской империи стал Берлинский конгресс 1878 года, на котором Сербия и Черногория получили независимость, в то время как Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину, которая де-юре оставалась частью Османской империи.

В восстании отличились: Мичо Любибратич, Максим Бачович, Лазар Сочица, Пера Тунгуз, Пеция Петрович, Голуб Бабич, Стоян Ковачевич и Богдан Зимоньич.

Восстание в Герцеговине

Подготовка

Лидеры автономной Герцеговины Йован Гутич, Симон Зечевич, Илья Стеванович, Тривко Грубачич, Продан Рупар и Петр Радович в августе и сентябре 1874 года встретились и приняли решение начать подготовку к восстанию. Были приняты решения о подготовке оружия и боеприпасов, приютов для людей, необходимости заручиться поддержкой из Черногории. Срок начала восстания был определён весной 1875 года. Эта группа в октябре вступила в переговоры с черногорским правителем Николой Петровичем. Правитель сначала не хотел преждевременных действий отметив нежелание России новой войны с турками. Подготовка, однако продолжилась. В бильечском и требиньском краях подготовкой руководили сердар Тодор Муичич, Глигор Миличевич, Василь Сворцан и Сава Якшич.

Турки узнали о подготовке к восстанию и пытались арестовать зачинщиков, но те бежали в Черногорию зимой 1874 года. В 1875 году Великие державы вмешались в попытки Турции поймать зачинщиков, в частности Австрия, у которой был ряд своих интересов в БиГ. Она попросила у Турции о помиловании зачинщиков. Турки под давлением попытались вступить в переговоры.

Невесиньска пушка

Лидеры повстанцев вернулись в 1875 и продолжили подготовку поднятия восстания. План предусматривал сначала освобождение невесиньского края, а затем распространение на другие части Герцеговины. Тем временем турки искали преступника Перу Тунгуза, который 5 июля на Цетьной поляне в Бишине напал на караван. Преследуя Перу турки 9 июля столкнулись с вооруженными крестьянами под командованием Джована Гутича на холме к северу от села Крекова. Этот конфликт стал известен как Невесиньска пушка и положило начало всеобщему восстанию по всей Герцеговине. Сначала невесиньский, а затем бильечский и столачский края были отвоёваны у Турции, а в августе гатачский край и приграничные территории рядом с Черногорией. Группа из 50-300 человек и множество отрядов по 500—2000 человек соединились и напали на турецкие пограничные войска.

Турецкие войска состояли из четырех батальонов регулярной армии в общей сложности 1800 солдат. Развернутые в Мостаре, Требине, Никшиче, Фоче стояли на границе. Также имелось большое количество башибузук (нерегулярное войско). Турецким войском командовал Селим-паша, который, в свою очередь, находился под командованием Дервиш-паши, турецкого наместника в БиГ. После начала восстания в Турции пытались выиграть время, переговорами с повстанцами для подхода подкрепления. Повстанцы стремились снизить налоги, которыми турки облагали местное население. В августе 4000 низамов (регулярное войско) достигло Боснии, а затем еще четыре батальона морем добрались в Требине. Повстанцы в июле и августе уничтожили большую часть гарнизона и осадили Требине 5 августа. Турки деблокировали город 30 августа. В конце августа для боевых действий в Боснии, Сербия и Черногория обещали дать помочь. Это привело к продолжению восстания.

Князь Никола послал Петра Вукотича и черногорских добровольцев под командованием Пеко Павловича. Сербское правительство не осмеливается публично помогать восстанию под внешним давлением, но послало Мичо Любибратича. Произошел конфликт между повстанцами из-за разногласий между представителями черногорского и сербского правительства, вызывавший проблемы.

Под Невесинем

Первый значительный успех произошел 29 августа при нападении на Невесине. Город защищали 370 низамов, и отряд башибузук и еще 300 всадников. Нападение, совершали 700 черногорцев и 2700 местных повстанцев. После напряженного дня борьбы весь город, за исключением некоторых частей, потратил большое количество продовольствия и оружия. Этот успех помог начать переговоры с Портой, и с южно-славянскими городами, чтобы организовать помощь повстанцам. Белград, Нови-Сад, Загреб, Триест, Дубровник и Цетине получали комитеты для помощи повстанцам. Усилиями Джузеппе Гарибальди и других комиссии создавалась такая помощь и в Риме, Венеции, Лондоне, Вене и в других местах.

Конфликт под Прапратницей и блокада города

В конце августа, туркам удалось собрать 15000 человек и 48 орудий. Повстанцев насчитывалось около 10.000 и намного меньше орудий. Повстанцы по большей мере напали из засады, и таким образом началась битва с турками. В сентябре начались турецкие блокады Никшича, Невесине, Гацко, Билечи и Горанско. В конце сентября, турки получили еще четыре батальона низамов. Это заставило Пеко Павловича и Мичо Любибратича принять бой на пути к Клек-Столац, под Прапратницей 30 сентября с двумя батальонами низамов. Им удалось нанести тяжелый урон туркам и захватить сотни орудий, а затем уйти в свои засады. В октябре, 49 караулов было захвачено повстанцами в районе Гацко, Голие и Баньина. С захватом этих территорий (каньон Дуге) повстанцы блокировали главную турецкую коммуникаци Гацко-Никшич.

Поражение турок под Муратовичей

Турки получали новые подкрепления, а также в октябре прибыл новый командир Реуф-паша. Турки сделали попытку снять блокаду с Горанского и 10-11 ноября получили тяжелый урон под Муратовичей от 3500 повстанцев.

Реуф-паша вошёл 24 ноября в Горанско с 4500 солдатами. На 22 декабря 8000 солдат выехали из Гацко в Никшич. На Крсцу повстанцы соединили силы, но из-за разобщенности командования нападение Лазара Сочица и Богдана Зимоньича (5000 повстанцев) на турок было отбито. Реуф-паша снабдил гарнизон, а затем вернулся в Гацко. Зиму 1875—1876 обе стороны использовали для отдыха и пополнения войск. Командиром повстанцев стал Петр Вукотич.

Турецкое усиление и дипломатическая интервенция

Турки в январе 1876 заменили командующего Реуфа-пашу на Мухтара-пашу, который тогда имел 30.000 солдат под своим командованием, но только половина из них была готова к бою. Остальные были больны или ранены в предыдущих боях. Пеко Павлович с отрядом в 1.500 человек из засады 18-20 января напали на 5 батальонов низамов и башибузук и победил их. Мухтар-паша в тайне собрал 16 батальонов в Требине. Ночью, они перешли на Попово поле и 29-30 января со всех сторон напали на отряд Пеко Павловича. До ночи бились мятежники, но им удалось бежать в Зупце. Сербские потери были более чем 100 раненых и убитых.

Австро-Венгрия 31 января внесла новое предложение Порте для проведения реформ. Порта приняла это предложение, но не повстанцы, которые побудили австро-венгров начать переговоры с князем Николой. Никола стремился к расширению границ Черногории и признанию её, как суверенного государства, чтобы остановить оказание помощи повстанцам. В ходе дальнейших переговоров, турки предложили амнистию мятежникам, освобождения от десятины на год, от других налогов на 2 года и помощь в ремонте домов. Повстанцы стремились выдать земли христианам третьей страны и снятие турецких осад с Никшича, Фоки, Требине, Мостара, Столаца и Плевля. Турки отказали их требованиям.

Борьба на Муратовиче и под Никшичем

В марте 1876 турки проиграли еще одну битву на Муратовичах с 800 погибшими и захватом 1300 орудий повстанцами. Мухтар-паша получил еще больше подкреплений в марте и уже имел 22.000 солдат. С началом апреля его силы в Гацко составляли 20 батальонов низамов и 2000 башибузук. 13 апреля они направились к Никшичу, и повстанцы собрали силы только на выходе из каньона Дуге. Сражение длилось дни и ночи с 14 по 17 апреля и поражением повстанцев. Турки понесли значительные потери и ушли в Гацко. В Гацко силы Мухтара-паши увеличились еще больше, до 29 батальонов низамов и 5000 башибузук с этими силами Мухтар-паша проник в Никшич 28-29 апреля. Существовало снабжение отрядов, но повстанцы почти сдались от голода. Однако, возвращаясь в Гацко турки понесли потери от нападений со стороны повстанцев.

Развитие ситуации перед оккупацией БиГ

Так, как восстание еще не завершилось Германия, Россия и Австро-Венгрия предложили на два месяца прекращение огня и устроили встречу в середине мая. Параллельно с этим событием начались и переговоры между сербским и черногорским правительствами, которые привели к объявлению войны против Турции 30 июня 1876 года. Герцеговинские повстанцы вошли в армию Черногории и помогли выиграть 28 июля 1876 битву под Вучег Дола, 5 июня 1877 битву при Крусах и захвата город Никшич в сентябре 1877. В 1878 черногорская армия действовали с повстанцами из Герцеговинины на берегу.

Восстание в Боснии

Подготовка

Началось несколько позже, чем в Герцеговине, и не было управляемо совместно в обоих краях. В ходе подготовки, выделились Васо Видович, Симон и Йово Билбийа, Спасойе Бабич и Васо Пелагич. В соответствии с планом первыми должны были освободить деревни под Козарой, Просарой и Мотаицей, атаквать коммуникации и блокировать савские города, а позже захватить Баню-Луку. План предусматривал начало восстания, 18 августа 1875. Прознав о готовящемся восстании, фермеры из Дворишта, Читлука, Петрине, Бачвана, Побрчана и Тавие 15 августа напали на редифа в Двориштиме. Лидером стал Остоя Корманош.

Начало восстания

В начале захвачен был участок вокруг Просары и Козары, а в окрестностях Приедора образовался отряд из около 400 повстанцев под командованием Перо Бабича. Они блокировали Приедор, а затем под руководством Марка Хенадийе атаковали Босанску Костайницу 19 августа. Там они потерпели поражение. Турецкие войска быстро сформировали караулы из башибузук в Баня-Луке, Травнике, Бихаче, Босанской Дубице и Костайнице, Приедоре и Стари Майдане. Повстанцы отступили перед превосходящими силами. 25 августа повстанцы разделились на небольшие группы, чтобы избежать разрушения, под командованием Петра Поповича Пеция. С его помощью на реке Сава 9-10 сентября прибыли в больших количествах орудия, переданные из Сербии для помощи восстанию. На следующий день турецкое войско атаковало повстанцев в Просаре и победили повстанцев на Саве, где погибли Корманош и Пеция. Восстание, однако, продолжало распространяться в юго-западной части Боснии (боснийская Краина), где главой восстания стал Голуб Бабич.

Комитеты помощи были сформированы в Сербии, Черногории и Хорватии. Главный комитетпомощи восстания был основан в Белграде в августе 1875 года, а затем появились и в других местах. В Новой Градишке было основано Главное управление боснийского восстания за освобождение.

Сербское воеводы пытались действовать так, чтобы Босния досталась Сербии, а хорватские добивались объединения с Хорватией. На Ямницком Сборе 16-17 декабря 1875 произошли также столкновения между сторонниками Обреновичей и Карагеоргевиечей.

1876 и провозглашение об объединение

Весной 1876 продолжились действия повстанцев в частности под Козарой и Просарой, Грмечем, Вичакой и Мотаицей. Голуб Бабич зимой закупил 200 орудий, винтовки, пороха и свинца для них. Высшее руководство включало Бабича, Илью Бильбию и Тодора Сучевича. Бабич не нападал на хорошо укрепленные и защищенные города, а атаковал маленькие турецкие отряды. 30 июня Сербия вступила в войну против Турции, и стала еще больше помогать повстанцам. Повстанческое руководство 2 июля 1876 провозгласило об объединении Боснии с Княжеством Сербия. Голуб Бабич с повстанцами 9 июля захватил Саницу и Бравско, а 2-7 июля Босанско Грахово.

Смена командования

Затем вместо Бабича, взял на себя командование полковник из Сербии Милета Деспотович. Он организовал армию, ужесточил дисциплину и начал строить планы на завоевание городов и районов Боснии, где они будут организовывать сербское правление. В соответствии с планом было совершено нападение на Оджак 23 августа и он был захвачен повстанцами, но стало ясно, что оккупация города нереальна для столь небольшой группы повстанцев. После провала войны Сербии с Турцией и прекращения огня 1 ноября, восстание пошло на убыль. Отсутствие единства среди лидеров восстания, плохая дисциплина давали преимущество Турции.

Битва под Седлой и конец восстания

Весной 1877 повстанцы пошли в атаку с 5000 людьми. Их продвижение продолжалось с ограниченным успехом. Деспотович с повстанцами в мае добрались до центра Боснии, в котором турки сгруппировали силы (20.000 солдат) с намерением уничтожить командование восстания под Тишковцем и Черными Потоками. Бабич предлагал избегать фронтальных боевых действий, но Деспотович отказался и с 3000 повстанцами оккупировал Седло. Там на них напали турки 4 августа, и это сражение привело к краху военного восстания. Десотович бежал в Австрию, где он был взят в плен и интернирован с группой повстанцев. Бабич бежал в Лику, а затем вернулся в Боснию с намерением продолжить восстаниу. Не в состоянии получить помощи из Сербии и России он остался совсем один. Народное Собрание из 200 делегатов избрало временное правительство Боснии из 14 членов. Правительство включило Голуба Бабича, Владимира Йонина, Йово Билбия, Йово Скоблу, Вида Милановича и других. Большая часть этого правительства была поймана в ближайшее время, а Австро-Венгрия оккупировала Боснию в 1878 по соглашению Берлинского конгресса.

Причины поражения

Главной причиной поражения были разобщенность руководства, неблагоприятная ситуация иностранной политики и неправильные тактические ходы против превосходящего соперника. Успех восстания мог быть у Боснии, если быРоссия поддержала восстание и пресекла поползновения австро-венгров.

Литература

• Војна енциклопедија, Београд, 1970., књига прва, стране 756 до 759.

См. также

• Сербско-турецкая война (1876-1877)
• Черногорско-турецкая война (1876—1878)
• Битва под Вучег До (1876)

Информация в этой статье переведена из сербской интервики.

Отрывок, характеризующий Боснийско-герцеговинское восстание

– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.