Герцогство Австрия

Герцогство Австрия
Herzogtum Österreich
Государство Священной Римской империи до 1453 года
← 1156 — 1453 →
Герб
Герцогство Австрия (оранжевый цвет) в составе Священной Римской империи (чёрная линия) в XIV веке
Столица	Вена
Язык(и)	Баварский диалект
Религия	Римско-католическая церковь
Форма правления	монархия
Династия	Бабенберги Габсбурги
Герцог Австрии
- 1156—1177 (первый герцог)	Генрих II
- 1230—1246 (последний Бабенберг	Фридрих II
- 1278—1282 (первый Габсбург	Рудольф I
- 1330—1358	Альбрехт II (последний номинальный герцог)*
- 1440—1457 (последний герцог)	Ладислав Постум
* совместное правление до 1344 года, сначала с Оттоном, затем с Леопольдом V.

К:Появились в 1156 годуК:Исчезли в 1453 году

Герцогство Австрия — государство в рамках Священной Римской империи, образованное в 1156 году в соответствии с Privilegium Minus. Бывшая Восточная марка была отделена от Герцогства Бавария и сама получила ранг герцогства.

География

В первое время герцогство занимало относительно небольшую территорию, сравнимую с территорией современной Нижней Австрии. Оно располагалось на северных и восточных берегах Дуная, восточнее Энса. Исторически это была территория каролингской Аварской марки.

Аварская марка была создана Карлом Великим примерно в 800 году, после битвы при Пресбурге 907 года оказалась под властью венгров и возродилась вновь как Восточная марка Герцогства Бавария после победы Оттона I в битве на реке Лех в 955 году.

Дрозендорф, Рабс, Ла и другие укрепления вдоль реки Тайя, севернее исторических областей Вальдфиртель (нем. Waldviertel) и Вайнфиртель (нем. Weinviertel), разделённые хребтом Манхартсберг, являлись границей герцогства с Богемией и землями Моравской марки, принадлежавших чешской династии Пржемысловичей.

Восточная граница с Королевством Венгрия постепенно смещалась в сторону моравских равнин и Венского бассейна. На правом берегу Дуная граница с Венгрией в течение нескольких веков оставалась по реке Лайта. На юге Австрия граничила со Штирией, получившей статус герцогства в 1180 году.

История

Династия Бабенбергов

Сегодняшняя Австрия в основном ассоциируется с династией Габсбургов, однако до 1246 года этими землями владела династия Бабенбергов. Маркграф Австрии Леопольд IV поддержал Гогенштауфенов в борьбе с домом Вельфов, и когда его единоутробный брат, король Германии Конрад III, низложил герцога Баварии Генриха X, на баварский трон взошёл Леопольд. Младший брат и наследник Леопольда IV, Генрих Язомирготт, продолжил борьбу с Вельфами, но после вступления на престол Священной Римской империи Фридриха I, был вынужден уступить Баварию Генриху Льву. В качестве компенсации Фридрих I 17 сентября 1156 года издал Privilegium Minus, которым повысил статус Австрийской марки до герцогства.

Новоявленный герцог Австрии обосновался в Вене, на месте будущего дворца Хофбург. Одновременно он основал Шотландский монастырь в качестве своей частной церкви, где поселились ирландские монахи. Благодаря удачному расположению на торговом пути по Дунаю из Кремса и Маутерна через Вену в Венгрию и Византийскую империю Австрия процветала. Бабенберги за короткое время превратились в одну из наиболее влиятельных династий, пик их могущества пришёлся на правление Леопольда V (1177—1194) и Леопольда VI Славного (1194—1230). В 1186 году был заключён Санкт-Георгенбергский договор с герцогом Отакаром IV о том, что после смерти последнего Штирия будет присоединена к Австрии. Это произошло в 1192, и до 1918 года Штирия оставалась а личной унии с австрийским государством. Территория герцогства приросла также баварскими землями к западу от Энса вдоль Трауна, включая город Линц, будущий административный центр Верхней Австрии.

Герцог Леопольд V участвовал в Третьем крестовом походе и осаде Акры, во время которой разругался с Ричардом Львиное Сердце и отбыл домой. Возвращаясь в Англию через Австрию, Ричард был захвачен в замке Дюрнштайн и получил свободу только в обмен на крупный выкуп. Полученные деньги герцог использовал для строительства крепости в Винер-Нойштадте на границе в Венгрией.

Сын Леопольла V, Леопольд VI, единовластный правитель Австрии и Штирии с 1198 года, заключил брак с византийской княжной Феодорой Ангелиной. Их дочь, Маргарита фон Бабенберг, в 1225 году стала женой германского короля Генрих VII, сына императора Фридриха II. При Венском дворе частыми гостями были известные миннезингеры, в том числе Рейнмар фон Хагенау и Вальтер фон дер Фогельвейде, процветала поэзия на средневерхненемецком языке. ПО одной из версий, именно в австрийских землях появилась эпическая поэма «Песнь о Нибелунгах».

Однако следующий герцог, Фридрих II Воитель, сын Леопольда VI, после восхождения на трон в 1230 году оказался в конфликте не только с австрийской знатью, но и с королями соседних государств: чешским Вацлавом I, венгерским Андрашем II — и даже с императором Фридрихом II, которого обвинил в поддержке претензий на австрийский трон Генриха VII. Император объявил Фридриху II опалу и в 1236 году изгнал его из Вены. Позднее спор с императором был урегулирован, но пограничные конфликты продолжились, и в 1246 году в битве на реке Лайте (нем. Schlacht an der Leitha) Фридрих II был убит. Мужская линия Бабенбергов прервалась.

Пржемысл Отакар II

Прерывание династии Бабенбергов ввергло Австрию в период анархии. Согласно «Privilegium Minus» в случае отсутствия наследников мужского пола престол Австрии должен был передаваться по женской линии. Владислав Моравский (чеш. Vladislav Český) немедленно выдвинул свои претензии, однако воспользоваться своим правом не успел, неожиданно скончавшись в январе 1247 года. Тем временем император, в нарушение «Privilegium Minus», объявил Австрию вымороченным леном и ввёл свои войска в герцогство, вступив в Вену. Вдовствующая герцогиня Гертруда со своими сторонниками бежала в Венгрию и просила защиты у римского папы Иннокентия IV. Под давлением папы римского Гертруда вышла в середине 1248 года замуж за маркграфа Бадена Германа VI, который был признан папой герцогом Австрии и Штирии (14 сентября 1248 года).

После смерти Германа VI ситуацией решил воспользоваться король Чехии Пржемысл Отакар II. В 1250 он вторгся на австрийские земли и получил признание со стороны местной знати. Чтобы подкрепить претензии на австрийский престол, Отакар в 1252 году женился на Маргарита фон Бабенберг, которая была старше него на 30 лет. Король Венгрии Бела VI попытался противостоять Отакару, ссылаясь на третий брак Гертруды со своим родственником Романом Даниловичем, сыном Даниила Галицкого, и вторгся в Штирию. Однако венгерское войско в 1260 потерпело поражение в битве при Кресенбрунне, и Отакар стал полновластным правителем Богемии, Моравии, Австрии и Штирии.

В 1269 году под влияние Отакара перешли южные земли: Герцогство Каринтия, Крайнская марка и Виндская марка. В целом, ему подчинялось государство Центральной Европы, простиравшееся от польских границ в Судетах на севере до побережья Адриатики на юге. В 1273 году Отакар пытался стать римским королём, но проиграл Рудольфу I из династии Габсбургов, который впервые после периода междуцарствия стал фактическим германским королём. Пользуясь императорским правом, Рудольф подчинил себе «захваченные» Отакаром территории, сам Отакар был убит в 1278 году в битве на Моравском поле. Территории герцогства Австрия были переданы сыновьям Рудольфа I и их наследникам, которые добавили их к своим обширным владениям в Швабии

Династия Габсбургов

Следующие 640 лет Австрия находилась под властью Габсбургов. В XIV и XV веках Габсбурги начали присоединять к герцогству провинции, примыкавшие к Австрии и Штирии. В 1335 году в состав государства были включены герцогства Каринтия и Крайна, в 1363 — графство Тироль. Вместе эти территории стали известны как наследные земли Габсбургов.

XIII и XIV века были для герцогства неспокойными. После короткого, но насыщенного правления Рудольфа IV его братья, Альбрехт III и Леопольд III разделили герцогство между собой в соответствии с Нойбергским договором 1379 года. Альбрехт оставил за собой Австрию, а Леопольд получил остальные территории. В 1402 году произошло повторное разделение владений в линии Леопольда: Эрнст получил Верхнюю Австрию (Штирию, Каринтию и Крайну), а Фридрих IV — Тироль и Переднюю Австрию.

В 1438 году герцог Австрии Альбрехт V был избран наследником своего тестя, императора Священной Римской империи Сигизмунда, и хотя его правление продолжалось всего год, Габсбурги повысили свой статус до императорского. Сын герцога Эрнста, император Священной Римской империи Фридрих III (император Священной Римской империи), вновь воссоединил земли Габсбургов после прерывания в 1457 году линии Альбрехта и в 1490 году Тирольской линии. Также Фридрих III утвердил ранее заявленный его отцом статус Австрии как эрцгерцогства, которым государство официально стало в 1453 году.

Отрывок, характеризующий Герцогство Австрия

– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.