Герцогство Калабрия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Герцогство Калабрия (лат. Ducatо di Calabria) представляло собой средневековое административно-территориальное образование с центром в г. Реджо, которое сложилось на крайнем юге Аппенинского полуострова (п-ов Калабрия) в период между 590-901 гг.



История

Как и похожие на него Неаполитанское герцогство, Римское герцогство и герцогство Пентаполь, оно возникло как остаточная территория Византийской империи после нашествия лангобардов в 568 году, затем получило фактическую автономию во главе с местным князем (дукой). В отличие от более северных осколков Византийской империи в постлангобардской Италии, герцогство Калабрия, имевшее значительное греческое население, было более лояльно центральной византийской власти в Константинополе. Северные окраины герцогства, расположенные за так называемой греческой стеной, в особенности земли к северу от города Россано, были ещё в 671 году захвачены продвигающимися на юг лангобардами, которые захватили важную крепость Козенца. Более того, из-за своего уязвимого положения на крайнем юге полуострова, оставшаяся часть герцогства была захвачена арабами-мусульманами в первой половине Х века. 10 июня 901 года Реджо был занят сицилийскими мусульманами, и в 918-956 гг. управлялся из мусульманской Сицилии. Однако, в отличие от соседней Сицилии, которая была утрачена навсегда, византийцам удалось на некоторое время отвоевать Калабрию. Более того, около 1000-го года византийцы потеснили и лангобардов, лишив их выхода к Ионическому морю. После изгнания арабов в 956 году, новая Калабрия имела статус фемы в составе катепаната Италия, который она сохраняла вплоть до захвата её столицы норманнами в 1060 году. После завершения норманских нашествий земли бывшей византийской Калабрии вошли в состав нового католического графства Апулия и Калабрия.

Напишите отзыв о статье "Герцогство Калабрия"

Отрывок, характеризующий Герцогство Калабрия

Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.