Герцогство Масса и Каррара

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герцогство Масса и Каррара
Ducato di Massa e Carrara
Герцогство

1473 — 1829



Флаг Герб
Столица Масса
Язык(и) Итальянский язык
К:Появились в 1473 годуК:Исчезли в 1829 году
Государства Тосканы
АреццоВольтерраГроссето
Луккагерц. ЛуккаМасса и КаррараПизаПистойяПратоПьомбиноСиена – Тосканская маркавел. герц. ТосканаФлоренция (респ.)Флоренция (герц.)ФьовичиноЭтрурия

Герцогство Масса и Каррара (итал. Ducato di Massa e Carrara) — одно из средневековых итальянских государств.

Данная территория как единое целое стала фигурировать с 22 февраля 1473 года, когда синьория Каррара (состоявшая из деревень Каррара, Монета и Авенца) была приобретена маркграфом Массы Якопо Маласпина. С этих пор представители рода Маласпина стали маркграфами Массы и господами Каррары. Сначала Маласпины жили в Карраре, но французские вторжения вынудили их перебраться в Массу.

Два поколения спустя род Маласпина пресекся, и в 1520 году Риччарда Маласпина, внучка Якопо и последний представитель рода, вышла замуж за Лоренцо Чибо, который по отцу приходился внуком папе Иннокентию VIII, а по матери — Лоренцо Великолепному. Их потомки приняли фамилию Чибо-Маласпина.

Период Ренессанса характеризовался развитием скульптуры, и высокий спрос на каррарский мрамор привёл к экономическому процветанию территории. Альберико I, опасаясь, что на неё позарится кто-нибудь из мощных соседей, в 1554 году решил стать вассалом императора Священной Римской империи Карла V. В 1558 году синьория Каррара стала маркграфством, а в 1568 году император Максимилиан II сделал Массу княжеством.

В 1664 году Масса стала герцогством, а Каррара — княжеством, и семья Чибо-Маласпина стала пользоваться титулами «герцоги Массы и князья Каррары».

В 1738 году последний представитель рода Мария Тереза Чибо-Маласпина вышла замуж за Эрколе III Ринальдо д’Эсте, последнего правителя Моденского герцогства. Их дочь Мария Беатриче д’Эсте стала правителем обоих герцогств, которыми управляла в рамках личной унии.

В 1796 год дом д’Эсте лишился своих владений из-за вторжения Наполеона. Аннексированные территории стали частью Циспаданской республики, затем — Цизальпинской республики. В последующие годы эти земли в ходе борьбы между Францией и Австрией переходили из рук в руки, пока окончательно не попали под власть французов. В 1806 году они вошли в состав княжества Лукка и Пьомбино. Мария Беатриче была вынуждена жить в Вене при дворе своего мужа Фердинанда.

В 1815 году Венский конгресс вернул Марии Беатриче все её владения. На тот момент в состав герцогства Масса и Каррара входили населённые пункты Масса, Каррара, Аулла, Казола-ин-Луниджана, Комано, Филаттиера, Фивиццано, Фоздиново, Личчана-Нарди, Монтиньозо, Мулаццо, Поденцана и Трезана. После смерти Марии Беатриче в 1829 году герцогство Масса и Каррара было аннексировано герцогством Модена и Реджо, которым правил её сын Франческо IV д’Эсте.



Правители Масса и Каррара

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Герцогство Масса и Каррара"

Отрывок, характеризующий Герцогство Масса и Каррара

– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.