Герцог Кембриджский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Герцог Кембриджский (англ. Duke of Cambridge) — британский герцогский титул, по названию города Кембридж, Англия. Титул вручается британским монархом, как правило, младшим членам британской королевской семьи. Передаётся по наследству после смерти обладателя старшему сыну, в случае отсутствия наследника — возвращается Короне.

Впервые был пожалован умершему в детстве Карлу Стюарту (16601661), старшему сыну Якова, герцога Йоркского (позже ставшего королём Яковом II), хотя это и не было связано с фактическим созданием герцогства Кембриджского. В дальнейшем его носили ещё трое сыновей герцога Йоркского, также умершие в детстве.

Затем титул герцога Кембриджского был присвоен королевой Анной своему наследнику третьей очереди, принцу Георгу Августу Ганноверскому. После смерти Анны и вступления отца на престол в 1714 году он стал принцем Уэльским, а в 1727 году королём Георгом II, после чего титул герцога Кембриджского соединился с короной.

В 1801 году титулы герцога Кембриджского, графа Типперери и барона Куллодена были присвоены седьмому сыну Георга III принцу Адольфу Фредерику (1774—1850). После него герцогский титул унаследовал его единственный сын Георг (1819—1904). Он заключил тайный брак с актрисой Сарой Фербразер, не обратившись за одобрением к монарху, как то предусматривает Акт о королевских браках 1772 года. Поэтому Георг Кембриджский не мог передать герцогство своим сыновьям, и с его смертью род пресёкся.

29 апреля 2011 года королева Великобритании Елизавета II пожаловала своему внуку принцу Уильяму титулы герцога Кембриджского, графа Стратхэрн и барона Каррикфергюс в день его свадьбы с Кэтрин Миддлтон. Поскольку Уильям — прямой наследник престола второй очереди (старший сын старшего сына монарха), его титул рано или поздно соединится с короной, и это присвоение не приведёт к образованию особой титулованной ветви Виндзоров.





Маркиз Кембриджский

Существовал также более низкий титул «маркиз Кембриджский» (англ. Marquess of Cambridge), присвоенный в 1917 году Георгом V герцогу Адольфу Текскому (1868—1927). Герцог Текский приходился племянником герцогу Георгу Кембриджскому и одновременно родным братом — жене Георга V королеве Марии; он поддерживал близкие отношения с британской королевской семьёй и с 1911 года носил титул высочества. После начала Первой мировой войны Адольф, происходивший по отцу из немецкого дома, остался верен Великобритании, а не Германии, и принял фамилию «Кембридж» (ср. принятые в порядке дегерманизации фамилии Виндзор, Маунтбэттен). Ту же фамилию получила и семья его младшего брата принца Александра Текского, которому был присвоен титул «граф Атлон».

После смерти Адольфа в 1927 году вторым маркизом Кембриджским стал его сын Георг (Джордж, 1895—1981). Он не оставил сыновей, и с его смертью маркизат прекратил существование.

Герцоги Кембриджские

  • 18501904: Георг, герцог Кембриджский (26 марта 1819 — 17 марта 1904), единственный сын Адольфа Фредерика, герцога Кембриджского (1774—1850), и Августы Гессен-Кассельской (1797—1889).

Линия преемственности

Наследником титула герцога Кембриджа и остальных вспомогательных титулов является принц Джордж Кембриджский (род. 22 июля 2013), единственный сын принца Уильяма Виндзора, герцога Кембриджского и Кэтрин Элизабет Миддлтон.

См. также

Напишите отзыв о статье "Герцог Кембриджский"

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/ Duke of Cambridge]  (англ.)


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Герцог Кембриджский

– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.