Герцог Лидс
Поделись знанием:
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Герцог Лидс — угасший наследственный титул в системе английского пэрства.
История
Титул герцога Лидса был создан 4 марта 1694 года для видного государственного деятеля Томаса Осборна, 1-го маркиза Кармертена (1632—1712). В 1647 году после смерти своего отца Эдварда Осборна он унаследовал титул 2-го баронета из Киветона. Также Томас Осборн получил титулы виконта Осборна из Данблейна (2 февраля 1673), барона Осборна из Киветона в графстве Йоркшир и виконта Латимера из Данби в графстве Йоркшир (15 августа 1673), графа Данби в графстве Йоркшир (27 июня 1674) и маркиза Кармартена (9 апреля 1689). Все эти титулы являлись Пэрством Англии, за исключением виконтства Осборн, которое входило в системе Пэрства Шотландии. В 1673 году Томас Осборн отказался от титула виконта Осборна в пользу своего второго сына Перегрина Осборна (1659—1729). Томас Осборн был депутатом Палаты общин от Йорка (1665—1673), занимал должности высшего шерифа Йоркшира (1661), казначея военно-морского флота (1668—1673), лорда-казначея (1673—1679), лорда-председателя Совета (1689—1699), а также служил лордом-лейтенантом Западного Йоркшира (1674—1679, 1689—1699), Сомерсета (1690—1691), Восточного Йоркшира (1691—1699) и Северного Йоркшира (1692—1699).
Название герцогства Лидс происходит от города Лидс в Йоркшире, а не от замка Лидс в графстве Кент (как иногда утверждается).
В 1859 году после смерти бездетного Фрэнсиса Джорджа Годольфина Д’Арси Д’Арси-Осборна, 7-го герцога Лидса (1798—1859), титул унаследовал его двоюродный брат, Джордж Осборн Годольфин, 2-й барон Годольфин (1802—1872), чей отец, Фрэнсис Годольфин Осборн, 1-й барон Годольфин (1777—1850), был вторым сыном 5-го герцога Лидса.
Титул барона Годольфина из Фарнем Роял в графстве Бакингемшир был создан в 1832 году для Фрэнсиса Осборна (1777—1850), второго сына 5-го герцога Лидса.
До смерти в 1964 году 12-го герцога Лидса титулы герцога Лидса и барона Годольфина оставались едиными.
Титул учтивости наследника герцога Лидса — маркиз Кармартен, титул учтивости наследника лорда Кармартена — граф Данби, титул учтивости наследника графа Данби — виконт Латимер.
Баронеты Осборн из Киветона (1620)
- 1620—1647: Сэр Эдвард Осборн, 1-й баронет (12 декабря 1596 — 9 сентября 1647), сын сэра Хеветта Осборна (1567—1599)
- 1647—1712: Сэр Томас Осборн, 2-й баронет (20 февраля 1632 — 26 июля 1712), единственный сын предыдущего, виконт Осборн (1673), граф Данби (1673), маркиз Кармартен (1689), герцог Лидс (1694).
Герцоги Лидс (1694)
- 1694—1712: Томас Осборн, 1-й герцог Лидс (20 февраля 1632 — 26 июля 1712), единственный сын сэра Эдварда Осборна, 1-го баронета
- Эдвард Осборн, виконт Латимер (1655 — январь 1689), старший сын предыдущего
- 1712—1729: Перегрин Осборн, 2-й герцог Лидс (1659 — 25 июня 1729), второй сын 1-го герцога Лидса. Депутат Палаты общин от Берика-апон-Туида (1677—1679), Корф Касла (1679) и Йорка (1689—1690), лорд-лейтенант Восточного Йоркшира (1713—1714).
- Уильям Генри Осборн, виконт Латимер, затем граф Данби (1690—1711), старший сын предыдущего
- 1729—1731: Перегрин Хайд Осборн, 3-й герцог Лидс (11 ноября 1691 — 9 мая 1731), второй сын 2-го герцога Лидса
- 1731—1789: Томас Осборн, 4-й герцог Лидс (6 ноября 1713 — 23 марта 1789), единственный сын предыдущего. Окружной судья к югу от Трента (1748—1756) и к северу от Трента (1761—1774), кассир-казначей королевского двора (1756—1761), губернатор островов Силли (1766—1785).
- 1789—1799: Фрэнсис Годольфин Осборн, 5-й герцог Лидс (29 января 1751 — 31 января 1799), единственный сын предыдущего. Депутат Палаты общин от Ая (1774) и Хелстона (1774—1775), гофмейстер королевы (177—1780), министр иностранных дел Великобритании (1783—1791), лидер Палаты лордов (1789—1790), лорд-лейтенант Восточного Йоркшира (1778—1780, 1782—1799), вице-адмирал Йоркшира (1795—1799), губернатор островов Силли (1785—1799).
Другие титулы 6-го и 7-го герцогов: Барон Дарси из Кнайта (креация 1322) и барон Коньерс (креация 1509)
- 1799—1838: Джордж Уильям Фредерик Осборн, 6-й герцог Лидс (21 июля 1775 — 10 июля 1838), старший сын предыдущего от первого брака. Лорд-лейтенант Северного Йоркшира (1802—1838), конюший (1827—1830), губернатор островов Силли (1799—1834)
- 1838—1859: Фрэнсис Джордж Годольфин Д’Арси Д’Арси-Осборн, 7-й герцог Лидс (21 мая 1798 — 4 мая 1859), старший сын герцога предыдущего. Депутат Палаты общин от Хелстона (1820—1830)
Другие титулы герцогов Лидс (8-й — 12-й герцоги): Барон Годольфин (1832)
- 1859—1872: Джордж Годольфин Осборн, 8-й герцог Лидс (16 июля 1802 — 8 августа 1872), старший сын Фрэнсиса Годольфина Осборна, 1-го барона Годольфина (1777—1850), второго сына 5-й герцога Лидса
- 1872—1895: Джордж Годольфин Осборн, 9-й герцог Лидс (11 августа 1828 — 23 декабря 1895), старший сын герцога предыдущего
- Джордж Фредерик Осборн, граф Данби (4 ноября 1861 — 6 ноября 1861), старший сын предыдущего
- 1895—1927: Джордж Годольфин Осборн, 10-й герцог Лидс (18 сентября 1862 — 10 мая 1927), второй сын герцога 9-го герцога Лидса. Депутат Палаты общин от Брикстона (1887—1895), казначей королевского двора (1895—1896).
- 1927—1963: Джон Фрэнсис Годольфин Осборн, 11-й герцог Лидс (12 марта 1901 — 26 июля 1963), единственный сын предыдущего. Не оставил мужского потомства.
- 1963—1964: Фрэнсис Д’Арси Годольфин Осборн, 12-й герцог Лидс (16 сентября 1884 — 20 марта 1964), старший сын Сиднея Фрэнсиса Годольфина Осборна (1835—1903), внук преподобного лорда Сиднея Годольфина Осборна (1808—1889), третьего сына Фрэнсиса Годольфина Осборна, 1-го барона Годольфина (1777—1850). Был неженат и не оставив потомства, после чего все его титулы прервались.
Напишите отзыв о статье "Герцог Лидс"
Ссылки
- Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990.
- [www.leighrayment.com/ Leigh Rayment’s Peerage Pages]
- Lundy, Darryl. [www.thepeerage.com/info.htm «FAQ»]. [www.thepeerage.com/ The Peerage].
Отрывок, характеризующий Герцог Лидс
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
