Герцог Олбани

Ге́рцог О́лбани (англ. Duke of Albany) — титул, 7 раз присваивавшийся младшим сыновьям шотландских, а после 1603 г. британских королей. Albany — название исторической области Шотландии (бывшего королевства пиктов), на гэльском языке: Alba — Шотландия в целом. В XVII—XVIII в. титул герцога Олбани несколько раз присваивался вместе с титулом «герцог Йоркский» принцам из домов Стюартов и Ганноверов. Титул «герцогиня Олбани» присвоил якобитский претендент Карл Эдуард Стюарт, своей внебрачной дочери (сам он в последние годы неформально пользовался титулом «граф Олбани»). В настоящее время герцогство Олбани не существует (последний герцог лишён титула в 1919 г. за ведение боевых действий против британского короля), хотя имеется прямое мужское потомство последнего герцога.

Известные носители титула:

• Роберт Стюарт, 1-й герцог Олбани (ок. 1340—1420) — регент и правитель Шотландии с 1406 г.
• Мердок Стюарт, 2-й герцог Олбани (1362—1425) — сын и преемник Роберта Стюарта
• Александр Стюарт, 1-й герцог Олбани (1454—1483) — лидер движения шотландских баронов против короля Якова III
• Джон Стюарт, 2-й герцог Олбани (1481—1536) — регент Шотландии в период несовершеннолетия короля Якова V
• Леопольд, герцог Олбани (1853—1884) — младший сын королевы Виктории, гемофилик;
• Карл (Чарльз) Эдуард, герцог Олбани (1884—1954) — внук королевы Виктории, в 1900—1918 правящий герцог немецкого государства Саксен-Кобург-Гота, лишён британских титулов в 1917—1919 за участие в войне на стороне Германии.

Согласно принятому британским парламентом в 1917 году в условиях Первой мировой войны Закону о лишении титулов и изданному на его основании 28 марта 1919 года приказу Тайного совета последний на сегодняшний день носитель этого титула, Карл (Чарльз) Эдуард, был лишен его в числе других британских пэров или принцев, "которые, во время идущей войны, служили в армии против Его Величества или Его Союзников, или занимали сторону врагов Его Величества". В соответствии с упомянутым законом за его наследниками оставлено право обратиться к королю с просьбой о возвращении титула, но до сих пор никто из них такого обращения не сделал. Таким образом на сегодняшний день титул герцога Олбани остаётся "замороженным".

Отрывок, характеризующий Герцог Олбани

– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.