Список сеньоров и герцогов де Бурбон
Поделись знанием:
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
(перенаправлено с «Герцог де Бурбон»)
Содержание
Сеньоры де Бурбон (950—1327)
- Адемар (Аймар) де Бурбон (возм. 870 — ок. 953), первый известный сир де Бурбон.
- Упоминается в 950, 953 и 954 : Аймон I де Бурбон (ок. 900 — ок. 980), сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 959—990 : Аршамбо I де Бурбон (ок. 940—990), известен как Аршамбо Франк, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1028—1031, затем 1034—1034 : Аршамбо II де Бурбон, известен как Аршамбо Зелёный или Старый, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1034-ок. 1064 : Аршамбо III де Бурбон, известен как Аршамбо дю Монте или Белый или Молодой, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- ок. 1064—1078 : Аршамбо IV де Бурбон (ок. 1030—1078), известен как Аршамбо Сильный, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1078—1096 : Аршамбо V де Бурбон (ок. 1050—1096), известен как Аршамбо Набожный, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1096—1116 : Аршамбо VI де Бурбон (ок. 1190—1116), известен как Аршамбо Воспитанник, сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1116-до 1120 : Аймон II де Бурбон (ок. 1155-до 1120), сеньор де Бурбон, сын Аршамбо IV, брат Аршамбо V и, соответственно, дядя Аршамбо VI.
- до 1120—1171 : Аршамбо VII де Бурбон (ок. 1100—1171), сеньор де Бурбон, сын предыдущего.
- 1171—1228 : Матильда I де Бурбон (ок. 1165-после 1227), дама де Бурбон, внучка предыдущего, жена Ги II де Дампьера.
- 1196—1216 : Ги II де Дампьер (ок. 1155—1216), сеньор де Дампьер, сеньор де Бурбон (через жену), муж предыдущей и сын сеньора Гийома I де Дампьер.
- 1228—1242 : Аршамбо VIII де Бурбон (ок. 1197—1242), известен как Аршамбо Великий, сеньор де Бурбон, коннетабль Оверни, сын Матильды I и Ги II.
- 1242—1249 : Аршамбо IX де Бурбон (1205—1249), сеньор де Бурбон, граф де Невер (1228—1249) через жену, сын предыдущего.
- 1249—1262 : Матильда II де Бурбон (ок. 1234—1262), также Маго де Бурбон, дама де Бурбон, графиня де Невер, д’Осер (д’Оксерр) и де Тоннер, дочь предыдущего.
- 1262—1287 : Агнес де Бурбон-Дампьер, дама де Бурбон, дочь Аршамбо IX; жена Жана Бургундского (см. ниже).
- 1262—1267 : Жан Бургундский (граф Шароле), также Жан де Бурбон, сеньор де Бурбон (через жену), сеньор де Шароле, супруг предыдущей, сын герцога Гуго IV Бургундского.
- 1287—1310 : Беатрис Бургундская, также Беатрис де Бурбон, дама де Бурбон и де Шароле, дочь предыдущих, Агнес де Бурбон и Жана Бургундского; жена Роберта, графа де Клермон (см. ниже).
- 1287—1310 : Роберт де Клермон (1256—1317), граф де Клермон (1269—1317), сеньор де Бурбон (через жену), супруг предыдущей, сын короля Людовика IX Святого. Стал родоначальником дома де Бурбон, который впоследствии стал королевской династией, после восшествия на французский престол Генриха IV де Бурбона, потомка Роберта в 10-м поколении.
- 1310—1327 : Людовик I де Клермон (ок. 1280—1342), также Людовик де Бурбон, известен как Людовик I Великий или Хромой, сеньор де Бурбон, граф де Клермон (1317—1322), герцог де Бурбон (1327—1342), граф де Ла Марш (1322—1342); сын предыдущих, дамы Беатрисы де Бурбон и графа Роберта де Клермон.
Герцоги де Бурбон (1327—1589)
- 1327—1342 : Людовик I де Клермон (ок. 1280—1342), также Людовик де Бурбон, известен как Людовик I Великий или Хромой, сеньор де Бурбон (1310—1327), граф де Клермон-ан-Пикардия (1317—1322), 1-й герцог де Бурбон (1327—1342), граф де Ла Марш (1322—1342); сын предыдущих, дамы Беатрисы де Бурбон и графа Роберта де Клермон.
- 1342—1356 : Пьер I де Бурбон (ок. 1311—1356), 2-й герцог де Бурбон, сын предыдущего.
- 1356—1410 : Людовик II де Бурбон (ок. 1336—1410), известен как Людовик Добрый, 3-й герцог де Бурбон, сеньор де Меркёр и граф де Форез (1371—1410) через жену; сын предыдущего.
- 1410—1434 : Жан I де Бурбон (1381—1434), граф де Клермон-а-Бовези (1404), 4-й герцог де Бурбон, граф де Форез (1417), герцог Овернский (Жан II, 1416—1434) и граф де Монпансье (1416—1434) через жену; сын Людовика II и Анны Овернской (1358—1417), графини де Форез.
- 1434—1456 : Карл I де Бурбон (1401—1456), граф де Клермон-а-Бовези (1410—1434), 5-й герцог де Бурбон, герцог Овернский (1434—1456); сын Жана I и Марии Беррийской, герцогини Овернской.
- 1456—1488 : Жан II де Бурбон (1427—1488), известен как Жан Добрый, 6-й герцог де Бурбон (Жан II), герцог Овернский (Жан III, 1456—1488), граф де Клермон и де Форез, казначей короля Людовика XI, коннетабль короля Карла VIII (1483—1488); сын Карла I и Агнес Бургундской.
- 1488—1488 : Карл II де Бурбон (1433—1488), архиепископ Лионский (1444—1488), кардинал (1476—1488), герцог де Бурбон (1488) (добровольно отказался от герцогского титула; в официальном перечне герцогов де Бурбонов ему не даётся порядкового номера); брат предыдущего.
- 1488—1503 : Пьер II де Бурбон (1438—1503), также Пьер де Божё, сеньор де Божё, 7-й герцог де Бурбон, герцог Овернский (1488—1503), регент Франции (1483—1491), граф де Ла Марш; брат предыдущего.
- 1503—1521 : Сюзанна де Бурбон (1491—1521), герцогиня де Бурбон и герцогиня Овернская (1503—1521), графиня де Клермон-ан-Овернь, де Ла Марш, де Форез и де Гин, дама де Божё (в официальном перечне герцогов де Бурбонов ей не даётся порядкового номера); дочь предыдущего.
- 1505—1527 : Карл III де Бурбон (1490—1527), также Карл де Монпансье или Коннетабль де Бурбон, граф де Монпансье (1501—1527), дофин Овернский (1501—1527), 8-й герцог де Бурбон, герцог Овернский (1505—1527)), граф де Ла Марш, де Форез и де Гин, сеньор де Божё (через жену), герцог де Шательро (1515), принц де Домб, граф де Клермон-ан-Овернь (1498—1517); супруг герцогини Сюзанны и правнук герцога Жана I.
Наследство Сюзанны де Бурбон, умершей бездетной, было оспорено Луизой Савойской, матерью короля Франциска I, как ближайшей родственницей покойной.
Титулярные герцоги де Бурбон
- 1528—1531: Луиза Савойская (1476—1531), герцогиня Бурбонская с 1528, также герцогиня Овернская, Беррийская, Туренская, Анжуйская, Немурская и Ангулемская;
- 1543—1545 : Карл IV Ангулемский (1522—1545), также Карл Французский, сын Франции, герцог Ангулемский (1531—1540), герцог Орлеанский (Карл II, 1536—1540), герцог де Шательро (1540), граф де Клермон-ан-Бовези и граф де Ла Марш (1540), герцог де Бурбон (Карл IV); сын короля Франциска I и герцогини Клод Бретонской, внук Луизы Савойской.
- 1562—1567 : Екатерина Медичи (1519—1589), герцогиня Бурбонская, вдова короля Генриха II.
- 1567—1574 : Генрих I (1551—1589), сын предыдущей, герцог Бурбонский, с 1574—король Франции Генрих III.
- 1577—1592 : Елизавета Австрийская (1554—1592), вдова короля Карла IX , герцогиня Бурбонская.
- 1592—1601 : Луиза Лотарингская (1553—1601), вдова короля Генриха III, герцогиня Бурбонская.
После восшествия на престол Генриха IV титул герцогов де Бурбон носили принцы де Конде, представители младшей ветви дома Бурбонов.
- 1611—1642 : Мария Медичи (1575—1642), вдова Генриха IV, герцогиня Бурбонская.
- 1643—1661 : Анна Австрийская (1601—1666), вдова Людовика XIII, герцогиня Бурбонская.
- 1652—1653 : Людовик III (1652—1653), сын Людовика II принца Конде .
- 1661—1686 : Людовик IV Великий Конде (1621—1686), отец предыдущего, принц Конде.
- 1686—1709 : Генрих III (1643—1709), сын предыдущего.
- 1709—1710 : Людовик V (1668—1710), сын предыдущего.
- 1710—1740 : Людовик VI Генрих (1692—1740), сын предыдущего.
- 1740—1856 : Людовик VII Жозеф (1736—1818), сын предыдущего.
- 1756—1830 : Людовик VIII Генрих Жозеф (1756—1830), сын предыдущего.
Герцоги де Бурбон из испанского королевского дома:
- 1950—1975 : Дон Альфонсо де Бурбон (1936—1989), старший сын Хайме де Бурбона, инфанта Испанского, «герцога Анжуйского и герцога Сеговии», внук короля Альфонса XIII. 25 ноября 1950 года Альфонсо был провозглашён своим отцом герцогом де Бурбоном. Затем Альфонсо носил титул «герцога Анжуйского».
- 1975—1984 : Дон Франциско де Бурбон (1972—1984), старший сын предыдущего. 3 августа 1975 года провозглашён своим отцом герцогом де Бурбоном. До этого Франциско носил титул «герцога Бретонского».
- с 1984 : Луис Альфонсо де Бурбон (род. 1974), младший брат предыдущего. 27 сентября 1984 года провозглашён своим отцом герцогом де Бурбоном. До 1989 года Луис носил титул «герцога Туреньского», а начиная с 1989 года стал титуловаться «герцогом Анжуйским».
Напишите отзыв о статье "Список сеньоров и герцогов де Бурбон"
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/AQUITAINE%20NOBILITY.htm#_Toc220726483 AQUITAINE, NOBILITY: SIRES de BOURBON] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 7 апреля 2009. [www.webcitation.org/65k0eKEc0 Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].
Отрывок, характеризующий Список сеньоров и герцогов де Бурбон
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
