Герцог

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Герцог (титул)»)
Перейти к: навигация, поиск

Ге́рцог (нем. Herzog, фр. duc, англ. duke, итал. duca от лат. dux (от латин. duco «веду» — сравни рус. вождь, предводитель от глагола водить — вести)) у древних германцев — военный предводитель, избираемый родоплеменной знатью; в Западной Европе, в период раннего Средневековья, — племенной князь, а в период феодальной раздробленности — крупный территориальный владетель, занимающий первое место после короля в вассально-ленной иерархии.

С образованием и расширением Франкского государства германские герцоги были превращены в должностных лиц короля, которым подчинялись правители отдельных областей — графы. Император Карл Великий (768814), желая покончить с племенными междоусобицами, упразднил герцогскую власть.

Далее история герцогской власти в различных странах Европы расходится.

В Германии, фактически никогда не являвшейся единым образованием, вновь возникло 5 крупнейших территориальных образований — племенных герцогств, образованных примерно по территории расселения в начале Темных веков одноименных германских племен. Стоящие во главе их племенные герцоги подчинялись королю Германии и императору Священной Римской империи скорее номинально и периодически оспаривали друг у друга право занимать престол империи.

Во Франции в период её становления в качестве государства герцоги (первоначально четыре — Аквитанский, Бретонский, Нормандский, Бургундский) — крупнейшие вассалы французской короны, в начальный период превосходящие короля в могуществе и богатстве и также подчиняющиеся ему фактически номинально. Французские короли, в ряде случаев обоснованно опасавшиеся своих крупнейших вассалов, поддерживали их лояльность в основном путём заключения браков между представителями королевской и герцогской семей. С течением времени в результате постепенного расширения королевского домена, появилась возможность для создания на его территории многочисленных графских титулов, статус многих из которых в период правления династии Валуа был поднят до герцогств. В степень герцогств также поднимались многочисленные графства, входящие в состав прежних четырех «великих» герцогств — Аквитании, Бретани, Нормандии, Бургундии, по мере того, как их земли постепенно присоединялись к короне.

Иная ситуация сложилась в Англии. Во время нормандского завоевания множество высших англосаксонских дворян пало на поле боя. В результате у занявшего трон Вильгельма Завоевателя появилась возможность полностью перекроить систему территориальных владений, раздав земли своим сторонникам. Но до правления короля Эдуарда III, в Англии титула герцога не существовало. Вильгельм и его последователи жаловали своим вассалам в основном титулы барона и графа, именуемого на саксонский манер «эрл». Начиная с правления Эдуарда III, у которого было весьма многочисленное мужское потомство, титулы герцогов учреждаются для младших сыновей короля, так появляются герцоги Йорк, Кларенс, позднее — Бедфорд. Старшему сыну, принцу Уэльскому, в 1337 году одновременно учреждается титул герцога Корнуолла, который наследники трона носят и поныне. Также начиная с правления Эдуарда наиболее преданным слугам короля с титулом графа, титул поднимается до герцогского — так, из соответствующих графских титулов возникают герцоги Ланкастер (с 1485 года герцогом Ланкастером всегда является король), Кларенс, Нортумберленд и другие. Большинство герцогских титулов Британии, существовавших и существующих, обязаны своим возникновением именно возвышением одноименных графов по милости короля.

Поскольку изначально английский герцогский титул носил характер пожалования, нередки были случаи, когда король за провинности конфисковывал герцогский титул в пользу короны, а затем мог снова пожаловать его по своему усмотрению. Иногда герцогский титул переходил к короне, если герцог занимал королевский трон. На континенте в силу аллодиального происхождения, герцогская власть была гораздо сильнее и случаи конфискации герцогств до периода абсолютизма бывали совершенно единичны. Во Франции герцогские титулы в основном объединялись с короной в результате пресечения правящей линии герцогов (как в Бургундии при пресечении Старшего дома), либо путём аннексии, пользуясь слабостью герцога и его неспособностью защищать свои владения (как в случае с захватом Нормандии у Иоанна Безземельного). Титулы герцогов, объединившиеся с французской короной, в дальнейшем обычно жаловались сыновьям правящего монарха. В дальнейшем, с укреплением во Франции абсолютизма, титул герцога постепенно приобрел характер почётного пожалования, не связанного с реальным владением землей.

В Англии герцоги составляли второй разряд принцев, следующий непосредственно за принцами королевской крови, перед маркизами. Впрочем, из всех ныне существующих герцогов в Британии только титул герцога Корнуолла сопряжён с реальным владением землей и административными правами на подвластной территории. Все прочие герцогские титулы, не считая Ланкастерского, который носит сам монарх, являются чисто церемониальными.

Австрия для обозначения принцев и принцесс императорской крови ввела в 1453 году титул «эрцгерцог».

В Германии суверенные герцоги с 1844 года носили предикат (англ.) «Seine (Ihre) Hoheit» (Его/Её Высочество). Владетельные и медиатизированные имперские князья, в качестве субсидиарного титула имевшие титулы герцогов (Лихтенштейны, Шварценберги), как и все прочие имперские князья, с 1825 года носили предикат «Seine (Ihre) Durchlaucht» (Его/Её Светлость). Герцогский титул имели также все принцы Вюртембергского королевского дома, Саксонского дома Веттинов (Эрнестинская линия), а также глава младшей линии баварского царствующего дома Виттельсбахов.

В Англии герцоги имеют предикат «His Grace The Most High, Noble and Potent Prince» (Его Милость Высочайший, Благороднейший и Могущественнейший Принц), «Her Grace The Most Noble Duchess» (Её Милость Благороднейшая Герцогиня).

В Испании герцоги и их наследники, а также гранды Испании и их наследники носят предикат «El Excelentísimo Señor» (Превосходительный Сеньор).

В Италии суверенные герцоги с 1630 года носили предикат «Sua Altezza» (Его Высочество).

Некоторые владетели герцогств в Германии приобрели титул «Великого герцога». В настоящее время такой титул имеет великий герцог Люксембургский Генрих с предикатом «Его Королевское Высочество».

В позднеевропейской истории титул герцога утверждается, как правило, за членами королевских фамилий. Кроме герцогских титулов суверенных монархов и титулов аллодиального (феодального) происхождения, существуют дворянские титулы герцогов, пожалованные монархами своим подданным по королевской прерогативе.

Практика присвоения новых титулов герцога до сих пор существует в Испании, Соединённом Королевстве и Бельгии, во втором и третьем случае только членам королевских фамилий, как дополнительные. Папский Престол после Второго Ватиканского Собора прекратил практику присвоения этого дворянского титула выдающимся католическим мирянам. Монархи Нидерландов прекратили присваивать все виды дворянских титулов в 1931 году, а по состоянию на настоящее время наследственный титул герцога в Нидерландах не носит ни одна семья, и данный титул в Нидерландах вышел из употребления. В Швеции и Норвегии титулы также более не присваиваются, однако титул герцога продолжает присваиваться членам королевской семьи (так, титул герцогини Эстергётландской при рождении получила принцесса Эстель, дочь кронпринцессы Виктории и Даниэля Вестлинга).

В царской России титул герцога считался равнозначным титулу князя. Некоторое время титул «герцога Ижорского» носил Александр Меншиков. Часто полагают[кто?], что он являлся единственным русским дворянином, носившим титул герцога. Однако это не соответствует действительности (однако он остаётся единственным дворянином, пожалованным герцогским титулом от русского монарха) (см. Список герцогских родов России).





Франкское королевство (Галлия)

При Меровингах

В эпоху Меровингов герцоги были высшими функционерами провинциальной администрации. Изначально они являлись военными предводителями, но с VII века приобрели те же административные и судебные полномочия, что и графы. Отличие от последних состояло в том, что графы управляли территориями отдельных городов, тогда как герцоги представляли администрацию сразу нескольких городов, каждый из которых имел своего графа. Кроме того, если деление на графства было постоянным, то группирование графств в герцогства носило временный характер и варьировалось[1]. Соответственно, термин герцогство (ducatus) означал не территорию, а достоинство лица, облеченного рангом герцога, или совокупность его полномочий[2].

Назначение герцога над группой графств обусловливалось частными причинами: стремлением короны упредить восстание, либо подавить оное, или, к примеру, обеспечить оборону пограничных графств. Григорий Турский упоминает герцога, стоявшего во главе городов Оверни, Родеза и Юзеса; другого, который управлял Туром и Пуатье; еще одного, обозначенного, как герцог Шампани, и прочее. Кроме этих, в источниках фигурируют герцоги, пребывавшие в королевских пфальцах. Из их числа монархи выбирали послов и командующих армиями[1].

Герцог возглавлял трибунал, но полномочия его суда не превышали таковых у графских трибуналов. Предполагается, что герцоги отправляли правосудие только в особых случаях, по прямому королевскому приказу. Их основной функцией оставался сбор войск нескольких графств. Однотипность полномочий герцогов и графов естественным образом приводила к конфликтам между ними, и графы иногда протестовали против назначения над ними герцога. Так Григорий Турский сообщает, что графы Тура и Пуатье добились от короля Хильдебера отозвания герцога Эннодия, поставленного во главе их городов[1].

При Каролингах

Полномочия каролингских герцогов не отличались от тех, что существовали в меровингское время, но, как и в случае с графами, по мере ослабления королевской власти они усиливали свое влияние в провинциях. Именно в конце IX — X веке в королевстве западных франков появились герцогства, правители которых узурпировали прерогативы короны, зависимость от которой с тех пор выражалась лишь посредством формальной вассальной присяги (оммаж). Герцоги Бургундии и Аквитании правили значительными территориями на востоке и юго-западе королевства, а титул герцога франков, принадлежавший Робертинам, как полагают специалисты, означал своего рода вице-короля в диоцезах Реймса, Санса и Тура[1].

Первым герцогом франков хронисты называют Роберта Сильного. Его власть ограничивали Рамнульф I, граф Пуатье и герцог Аквитании, и Ришар Справедливый, герцог Бургундский. Каждый из этих трех первых французских герцогов начинал с обладания по меньшей мере одним графством на территории своего позднейшего герцогства. Роберт был графом Парижским, Рамнульф — Пуатье, а Ришар владел Отёном и Осером[2].

В X веке герцогства еще не были наследными, и короли могли передавать их от одних магнатов другим. Аквитанию последовательно передавали графам Оверни, Тулузы и Пуатье. В 943 году Гуго Великий получил Бургундию, а несколько позже Людовик IV Заморский пожаловал ему титул герцога Аквитанского, и тот стал, по выражению Рихера Реймского, герцогом всех галлов. Фактически Гуго не смог распространить свою власть на Аквитанию. После его смерти в 956 году, герцогом франков стал Гуго Капет, а Бургундию получил другой сын — Оттон[3].

Около 938 года граф Нанта Ален Кривая Борода стал титуловаться герцогом Бретани. В дальнейшем этот титул носили графы Ренна, но французская корона признала его лишь в 1297 году. Потомки викингов, правившие с начала X века в низовьях Сены и на полуострове Котантен, вопреки распространенному мнению, не имели герцогского титула, и назывались графами Руана. Их земля стала называться Нормандией в начале XI века, а первое упоминание о герцоге Нормандском относится к 1006 году, времени правления Ричарда II[2][4].

Племенное герцогство Гасконь в предгорьях Пиренеев и колонизированной басками бывшей римской Новемпопулании существовало, предположительно, с конца 760-х годов, времени ликвидации Пипином Коротким Аквитанского принципата. Некий Луп фигурирует в это время в источниках в качестве князя Васконии, а к середине IX века правители этой земли титуловались герцогами Васконии.

В 923 году герцог Рауль Бургундский был избран королем западных франков, а в 987 году Гуго Капет, носивший титул герцога франков, имел достаточно влияния, чтобы отклонить претензии на корону со стороны последних Каролингов, и основать новую династию[1].

Франция

При Капетингах

Герцогство Гасконь в 1032 году объединилось с Аквитанией, и в дальнейшем объединенное владение часто упоминалось как Гиень и Гасконь. При первых Капетингах герцоги Бургундии, Нормандии и Аквитании принадлежали к числу наиболее могущественных вассалов короля Франции, и до конца XIII века только они были пэрами Франции. Полномочия герцогов того времени сложно в точности установить, так как они, с одной стороны, были частично узурпированы у короны, а с другой, ограничивались властью графов-вассалов, также присвоивших себе некоторые прерогативы центральной власти. В различных герцогствах фактический статус герцога был разным[1][2].

Герцоги являлись прямыми вассалами короны. С XII века Капетинги стремились вернуть верховной власти права, захваченные знатью при поздних Каролингах, но герцоги, признанные в качестве высшего ранга французского нобилитета, еще долгое время сохраняли значительную власть. Короне удалось присоединить к домену Нормандию и сильно урезать владения герцога Гиени и Гаскони, но в 1297 году Филипп IV Красивый признал герцогский титул за графом Бретани, а в XIV веке в обычай королей Франции вошло создание новых герцогств-апанажей для своих родственников, принцев крови, по терминологии более позднего времени[5][1][2].

Начало этому положил Карл IV Красивый, возведя жалованной грамотой от 27 декабря 1327 сеньорию Бурбон в ранг герцогства для сира Луи де Бурбона, внука Святого Людовика[2].

При Валуа

Короли из дома Валуа продолжили создавать новые герцогства. Едва придя к власти, Филипп VI 17 февраля 1337 дал своему старшему сыну Жану герцогство Нормандию, а в 1344 году создал герцогство Орлеанское для младшего сына — Филиппа. В октябре 1360 Иоанн II Добрый возвел графство Анжу в ранг герцогства-пэрства для своего второго сына Луи. Тогда же были созданы герцогства-пэрства Берри и Овернь для Жана де Валуа и Турень для Филиппа Смелого[2].

Карл VI в 1404 году возвел в ранг герцогства-пэрства графство Немурское для Карла III Благородного, короля Наварры, а в 1414 году графство Алансон для Жана Мудрого[2].

Подобная практика привела к тому, что по словам писателя XVI века Паскье де Ларока, если раньше королевство Франция по своему могуществу стояло ниже герцогств, то ныне, благодаря тому, что короли по своему желанию могут возводить в герцогский и графский ранг любые городки, замки и сеньории, реальное значение этих титулов заметно снизилось[1].

…говоря по правде, сегодняшние герцоги и графы — не более чем тень тех, что были во времена Гуго Капета; не имеющие, очевидно, никаких прерогатив других сеньороов, кроме громкого названия и внешнего церемониала; ибо герцог шествует перед графом, как тот перед бароном.

— Цит. по: Prou M. Duc, p. 1171

С целью еще большего ограничения прерогатив знати Карл IX в июле 1566 издал в Париже эдикт, позднее подтвержденный Генрихом III эдиктом от 17.08.1576, а затем еще раз подтвержденный на штатах в Блуа (статья 279). Согласно этому документу, отныне возведение сеньории в ранг герцогства, маркизата или графства должно было производиться лишь при условии объединения с королевским доменом в случае пресечения мужской линии владельцев[5][6].

Это любопытное распоряжение систематически не выполнялось, так как почти при каждом новом пожаловании лица, получавшие герцогское достоинство, добивались внесения в жалованные грамоты специальных оговорок об исключении из общего правила[5].

Три категории герцогов

При Бурбонах во Франции оформились три разновидности герцогских титулов[1]:

  1. Герцогства-пэрства (duchés-pairies). Наследственное достоинство, которое иногда могло передаваться и по женской линии. Герцоги и пэры имели право заседать и голосовать в Парижском парламенте, когда там происходили королевские судебные заседания, и в любое время, если речь шла об обсуждении государственных дел. Достоинство герцога и пэра жаловалось королем и требовало обязательной регистрации в парламенте[7][1].
  2. Обычные герцогства, или «подлинные герцоги» (ducs vérifiés), не-пэры (duchés non pairies). Наследственное достоинство, подтвержденное королевскими грамотами и зарегистрированное парламентом, и передававшееся в мужской линии по праву первородства. Герцоги имели те же придворные почести (honneurs du Louvre), что и герцоги-пэры (то есть право въезжать в Лувр и другие королевские замки в карете, и право табурета для их жен), но не располагали их политическими правами[7][1]. Первоначально, по утверждению Паскье, для возведения в герцогский ранг сеньория должна была иметь четыре вассальных графства, но это правило далеко не всегда исполнялось, и обычно ограничивались некоторым числом фьефов или приходов, зависимых напрямую от короля и формировавших «совокупность, признанную достаточной» (ensemble jugé suffisant). Герцоги титуловались кузенами короля, так же как маршалы, коннетабли, кардиналы и гранды Испании[8].
  3. Герцоги по патенту (ducs à brevet). Лица, возведенные в герцогское достоинство простым патентом (simple brevet) суверена[9]. Пожалование носило персональный характер, и могло наследоваться лишь по особому королевскому распоряжению. Сеньории, принадлежавшие этим лицам, в ранг герцогств не возводились, и патент не подлежал парламентской регистрации. Единственными прерогативами этого звания были возможность носить герцогский титул и пользоваться, в ограниченном объеме, соответствующими почестями в королевских домах[7][10].

Класс герцогов по патенту, ставший весьма многочисленным в XVIII веке, появился в правление Людовика XIV[8]. По словам герцога де Сен-Симона:

Кардинал Мазарини восстановил эту разновидность достоинства, которая давала лишь почести без ранга и наследования, известную при Франциске I и его преемниках, но в течение некоторого времени впавшую в забвение; и которую первый министр посчитал удобным применить для удержания и награждения значительных людей, которых хотел к себе приблизить; именно о них он говорил: «что сделает столько герцогов, что станет равно зазорно, как иметь это звание, так и не иметь оного»; наконец, он и себя им сделал, чтобы вызвать большее желание обладать этими патентами.

— Mémoires complets et authentiques du duc de Saint-Simon. T. I, p. 85; Сен-Симон. Мемуары, с. 106

Герцоги всех трех классов могли помещать на своих гербовых щитах герцогскую корону. В 1704 году французские герцоги были взаимно уравнены в достоинстве с грандами Испании. Находясь в этой стране, герцог из Франции пользовался прерогативами гранда, так же как испанский гранд правами местного герцога, будучи во Франции[11].

На письме герцогам давали титулы «благородия» (grandeur) и «монсеньора» (monseigneur), но это не было обязательным правилом, а в официальных документах их называли «высочайшими и могущественнейшими сеньорами» (très haut et très puissant seigneur). Устное обращение к этим особам — «господин герцог» (monsieur le duc)[12][11].

XIX век

Дворянские титулы во Франции были упразднены Законодательным собранием, но при Наполеоне в системе дворянства империи титул герцога стал вторым по рангу после князя империи. Декретом от 30 марта 1806, последовавшим за присоединением к Итальянскому королевству венецианских территорий, в этих провинциях были образованы 12 крупных фьефов с герцогскими титулами[11]:

Мы возвели и возводим в герцогства, великие фьефы нашей империи, ниже поименованные провинции: Далмацию, Истрию, Фриуль, Кадоре, Беллуно, Конельяно, Тревизо, Фельтре, Бассано, Виченцу, Падую, Ровиго. Мы сохраняем за собой право дать инвеституру названных фьефов для передачи по наследству в порядке первородства, мужским наследникам, законным и внебрачным, тех, в пользу кого мы ими распорядимся; и в случае пресечения их потомства, мужского и внебрачного, названные фьефы будут возвращены нашей императорской короне, чтобы перейти в распоряжение наше или наших преемников.

— Цит. по: Prou M. Duc, p. 1172

Пятнадцатая часть доходов от новых герцогств была положена обладателям их титулов. Всего Наполеоном было создано 33 титула герцогов империи, и 4 титула герцогов Итальянского королевства. Наконец, декретом от 1 марта 1808 герцогский титул присваивался старшим сыновьям высших сановников[11]:

Старшие сыновья высших сановников смогут иметь право на титул герцога Империи, когда их отец положит в их пользу майорат, дающий 200 000 франков дохода. Этот титул и этот майорат будут подлежать передаче прямым, законным, внебрачным или приемным наследникам, от мужчины к мужчине и в порядке первородства.

— Цит. по: Prou M. Duc, p. 1172

Реставрация восстановила дворянские титулы Старого режима, признала титулы герцогов империи, и учредила еще 33 герцогства, чтобы восполнить убыль старинной титулованной знати. При Луи-Филиппе было создано 7 герцогских титулов. Вторая республика в 1848 году вновь их упразднила, но президентским декретом 24 января 1852 они были восстановлены. При Наполеоне III были учреждены последние четыре герцогских титула (Малаховский, Маджента, Морни и Пресиньи)[11].

Герцогские короны

См. также

Напишите отзыв о статье "Герцог"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Prou. Duc, 1892, p. 1171.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 Prou. Duché, 1892, p. 1183.
  3. Prou. Duché, 1892, p. 1186.
  4. Роэсдаль, 2001, с. 182.
  5. 1 2 3 Barthelémy, 1858, p. 81.
  6. Prou. Duché, 1892, p. 1184.
  7. 1 2 3 Saint-Simon, 1856, p. 81.
  8. 1 2 Barthelémy, 1858, p. 82.
  9. Courcelle, 1820, p. 217.
  10. Prou. Duc, 1892, p. 1171—1172.
  11. 1 2 3 4 5 Prou. Duc, 1892, p. 1172.
  12. Courcelle, 1820, p. 216.

Литература


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Герцог

Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.