Гершанович, Давид Ефимович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гершанович Давид Ефимович
Дата рождения:

17 апреля 1920(1920-04-17)

Место рождения:

Узляны, Минская область, Белоруссия, СССР

Дата смерти:

29 января 2007(2007-01-29) (86 лет)

Место смерти:

Москва, Российская Федерация

Страна:

Российская Федерация

Научная сфера:

геология

Учёная степень:

доктор геолого-минералогических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Гершанович Давид Ефимович (17 апреля 1920 года, Узляны, Минская область, Белоруссия — 29 января 2007 года, Москва, Российская Федерация) — доктор геолого-минералогических наук, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, профессор.





Биография

Родился в местечке Узляны Минской области в Белоруссии в семье Гершановича Ефима Григорьевича и Шифры Абрамовны (в девичестве Раппопорт). Вместе с родителями переехал в Петрозаводск, где с отличием окончил среднюю школу. За успехи в учёбе без экзаменов был зачислен на геолого-почвенный факультет Московского Государственного университета (МГУ). В годы учёбы был Сталинским стипендиатом. После окончания МГУ Д. Е. Гершанович в связи с началом Великой Отечественной войны был направлен в Военный Гидрометеорологичесий Институт, где прошёл ускоренный курс обучения. С 1943 года, после окончания института, воевал на Северном флоте. Награждён боевыми орденами и медалями.

Вернувшись с фронта поступил на работу в Главное управление Гидрометеослужбы, а в 1948 году перешёл в Государственный Океанографический институт (ГОИН). С 1956 года работал во Всесоюзном научно-исследовательском институте морского рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО), где в течение 35 лет, работал вначале старшим научным сотрудником, с 1969 года заведовал лабораторией промысловой океанологии, а с 1986 года занимал должность главного научного сотрудника отдела морской экологии. Последние годы жизни Д. Е. Гершанович работал в Институте океанологии РАН.

Научная деятельность

Д. Е. Гершанович внес большой вклад в изучение рельефа дна и грунтов в промысловых районах Мирового океана. Важное значение имеют его исследования подводных окраин материков, в зонах резкой изменчивости экологических условий. Эти исследования способствовали становлению многих разделов морской геологии в СССР. В ряде случаев они сопровождались детальным изучением таких форм донного рельефа как малоизвестные ранее каньоны и плато Берингова моря, глубоководные желоба моря Скотия в Антарктике, отдельные подводные горы и др. Большой объём исследований морского дна позволил среди факторов среды, определяющий биологическую и промысловую продуктивность, специально выделить группу геологических факторов, сопоставимую по своей значимости с физическими и химическими. Он был зачинателем исследований подводных гор, понимая их огромное значение, как наиболее продуктивных участков Мирового океана и перспективных районов промысла. Анализ особенностей распределения подводных гор, а затем более мелких поднятий океанического дна — абиссальных холмов, позволил прийти к фундаментальному заключению, что последние столь распространены во многих глубоководных областях океана, что рельеф абиссальных холмов может рассматриваться как особый генетический тип океанического дна и занимает наибольшую площадь не только в океане, но и на Земле в целом. Был одним из инициаторов развернутого изучения планетарных апвеллинговых зон, а также развития дистанционных методов исследования промысловых районов Мирового океана посредством анализа спутниковых данных.

Д. Е. Гершанович активно развивал экспедиционные исследования Мирового океана, организуя и участвуя в экспедициях в Беринговом море, Аляскинском заливе, Северной Атлантике, Антарктике и Юго-Восточной части Тихого океана. Он был инициатором переоборудования подводной лодки «Северянка» в научно-исследовательское судно и участвовал в её первом рейсе. «Северянка» положила начало серии автономных подводных исследовательских аппаратов, которые изменили представление о глубоководной зоне Мирового океана. За эту работу в составе экипажа Д. Е. Гершанович был выдвинут на соискание Ленинской премии в области науки 1964 года.

Руководил и координировал многочисленные проекты по изучению внутренних и окраинных морей и открытых зон Мирового океана в рамках различных двусторонних и многосторонних международных соглашений.

Под редакцией Д. Е. Гершановича подготовлена первая советская сводка «Промысловая океанография»(1986), в которой монографически обобщен богатый опыт исследований внешней среды в тесной взаимосвязи с биологической продуктивностью морей и океанов, распределением и воспроизводством живых ресурсов. В 1980-е годы Д. Е. Гершанович являлся ответственным редактором серии «Биологические ресурсы гидросферы и их использование». Позднее он входил в редколлегию национального проекта России «Моря», где отвечал за раздел посвященный океанологическим основам формирования биологической продуктивности. В составе редколлегии был выдвинут на соискание Государственной премии РФ 2007 года.

Результаты исследований Д. Е. Гершановича отражены в монографиях и сотнях научных статей. За годы работы Д. Е. Гершанович воспитал целую плеяду специалистов в области изучения Мирового океана.

Основные публикации

  • Гершанович Д.Е, Леонтьев О. К. в сб. «Проблемы геологии шельфа». М.: 1975
  • Гершанович Д. Е., Муромцев А. М. Океанологические основы биохимической продуктивности Мирового океана. Л.: Гидрометеоиздат, 1982
  • Гершанович Д. Е. Промысловая океанография. Л.: Агропромиздат, 1986
  • Гершанович Д. Е., Елизаров А. А., Сапожников В. В. Биопродуктивность океана. М.: Агропромиздат, 1990

Напишите отзыв о статье "Гершанович, Давид Ефимович"

Примечания

Литература

  • Ученые Института океанологии им. П. П. Ширшова Российской Академии Наук. М. Институт океанологии РАН 1996, т.1
  • Айбулатов Н. А., Аксенов А. А. «И на деревянных кораблях плавали железные люди». М.: Наука, 2003
  • Памяти Д. Е. Гершановича // Рыбное хозяйство. — 2007. — № 1. — С. 112.

Ссылки

  • [www.vniro.ru/ru/vniro/alleja-slavy/gershanovich-david-efimovich Гершанович Давид Ефимович]. ВНИРО.


Отрывок, характеризующий Гершанович, Давид Ефимович

Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.