Гершельман, Александр Сергеевич

Александр Сергеевич Гершельман
Дата рождения	12 (24) ноября 1893(1893-11-24)
Место рождения	Ревель, Эстляндская губерния
Дата смерти	24 декабря 1977(1977-12-24) (84 года)
Место смерти	Буэнос-Айрес, Аргентина
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Гвардия
Годы службы	1911—1920
Звание	полковник
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война
Награды и премии	ГО 4-й ст.

Алекса́ндр Серге́евич Гершельман (1893—1977) — русский офицер, герой Первой мировой войны, участник Белого движения.

Биография

Православный. Из потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии. Младший сын генерала-от-инфантерии Сергея Константиновича Гершельмана и жены его Александры Васильевны Познанской.

По окончании Пажеского корпуса в 1913 году, произведен был из камер-пажей в подпоручики лейб-гвардии Конной артиллерии, с которой и вступил в Первую мировую войну. В бою под Каушеном 6 августа 1914 года потерял своего старшего брата Юрия, смертельно раненного в атаке на немецкую батарею. За боевые отличия был награждён орденом св. Анны 4-й степени с надписью «за храбрость» (30.11.1914) и произведен в штабс-капитаны. Высочайшим приказом от 26 ноября 1916 года был удостоен Георгиевского оружия

За то, что, будучи в чине подпоручика, в бою 20-го сентября 1915 года, под д. Боровые, когда огнём нашей артиллерии противник был опрокинут и начал отступать, быстро со взводом выехал вперед на плечах противника, занял новую позицию и не дал пехоте неприятеля задержаться на промежуточной позиции, причем стал со своим взводом впереди нашей пехоты. Несмотря на сильный артиллерийский и ружейный огонь противника, удержался на позиции и помог нашей пехоте устроиться на новой позиции.

По расформировании своей батареи в январе 1918 года вернулся в Петроград. Весной решился ехать в Киев, чтобы присоединиться к Белому движению на Юге России, в котором уже участвовал его старший брат Василий. Однако был арестован большевиками на станции «Кунцево» и заключен в Бутырскую тюрьму. Пробыв в заключении около полугода, освободился осенью 1918 благодаря ходатайству В. Г. Черткова. После освобождения перебрался в Выборг, откуда в мае 1919 года вывез Н. Е. Маркова 2-го и, пересекши Финский залив, прибыл в Ямбург. Здесь Гершельман вступил в Северный корпус, позднее преобразованный в Северо-Западную армию. Командовал артиллерийским взводом Талабского полка, с июня 1919 года — ротой 5-й батареи Псковской артиллерийской бригады, с июля — 1-й батареей 2-го отдельного легкого артдивизиона. Осенью был назначен командиром батареи Темницкого полка. 6 ноября 1919 года, при отступлении Северо-Западной армии, был ранен пулей в левое колено. За боевые отличия был произведен в подполковники и в декабре назначен командиром 2-й батареи 3-го отдельного легкого артдивизиона. Перенес возвратный тиф, лежал в 1-м военном госпитале Юрьева. Службу закончил в чине полковника. В 1920 году переехал к родственникам в Гельсингфорс. Поправив здоровье, выехал в Крым к барону Врангелю, однако добравшись до Варшавы, узнал об эвакуации Крыма.

В 1921 году участвовал в Рейхенгалльском монархическом съезде. В течение последующих трех лет работал в канцелярии Высшего монархического совета в Берлине, где заведывал издательским отделом. От имени ВМС поддерживал связь с бывшими офицерами СЗА, проживавшими в Эстонии и Финляндии. Весной 1922 года посетил обе страны для встречи с местными русскими монархистами. Осенью 1922 года принимал участие в работе 2-го монархического съезда в Париже. Кроме того, был связан с боевыми группами генерала Кутепова, которые забрасывались в Советский Союз. После того, как провокатор ГПУ Якушев встретился с членами ВМС в Берлине и заручился их поддержкой (см. Операция «Трест»), Гершельман вызвался лично поехать в Москву на предполагаемый съезд МОЦР в 1923 году, однако поездка была расстроена Н. Д. Тальбергом. По воспоминаниям самого Александра Сергеевича, бывший прокурор Н. Н. Чебышев первым опознал в Якушеве провокатора и помог Тальбергу сорвать эту поездку.

В 1924 году устроился на работу в фирму «Деко» («Дегтерев и К°»), которая занималась продажей мотоциклетных запчастей из Англии. Одним из владельцев фирмы был инженер Лев Владимирович Дегтерев, а директором — одноклассник Гершельмана по Пажескому корпусу К. В. Семчевский. В 1925 году в качестве представителя фирмы переехал в Мюнхен, а позднее в том же году — в Вену, где и обосновался с семьей. В 1931 году был назначен представителем ВМС в Австрии. Организовал в Вене приход Русской православной церкви заграницей, пел в церковном хоре. В 1938 году был делегатом II Всезарубежного собора РПЦЗ от мирян Австрийской епархии. Участвовал в работе Союза русских военных инвалидов в Германии и Австрии. Дома запрещал своим дочерям разговаривать по-немецки. С началом Второй мировой войны отказался принять немецкое гражданство и пойти на службу в Вермахт (до конца жизни оставался бесподданным). Тем не менее, был мобилизован и, по рекомендации ВМС, принял должность переводчика. Будучи прикомандированным к немецкому офицеру, посещал оккупированные советские территории и лагеря советских военнопленных.

В октябре 1948 года, благодаря помощи протопресвитера Константина Изразцова, переехал в Аргентину. Принимал деятельное участие в работе местных инвалидных и благотворительных организаций. В 1961 году стал одним из организаторов Выставки старинного русского искусства в Буэнос-Айресе (исп. Exposición de Arte Ruso Antiguo). Был членом местного отделения Союза пажей. Состоял чином Русского общевоинского союза, из которого вышел в 1963 году вследствие конфликта с Е. Э. Месснером. Сотрудничал в журнале «Военная Быль». Оставил воспоминания, частично опубликованные в книгах «В рядах добровольческой Северо-Западной армии» (Москва, 1998) и «Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов» (Москва, 2008).

Семья

С 5 февраля 1917 года был женат на Марии Александровне Мосоловой (1891—1980), дочери начальника канцелярии Министерства двора А. А. Мосолова. Их дочери:

• Ирина (1917—2011), в замужестве Муханова. Скончалась в провинции Буэнос-Айрес.
• Марина (1927—2015), жена мичмана С. С. Аксакова (1899—1967), активного члена РОВС.

Источники

• Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов. — М.: НП «Посев», 2008. — С. 457.
• [regiment.ru/bio/G/312.htm Биография на сайте «Русская императорская армия»]

Отрывок, характеризующий Гершельман, Александр Сергеевич

Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.