Гершензон, Сергей Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Михайлович Гершензон
Дата рождения:

11 февраля 1906(1906-02-11)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

7 апреля 1998(1998-04-07) (92 года)

Место смерти:

Киев, Украина

Страна:

СССР СССР
Украина Украина

Научная сфера:

генетика

Место работы:

Институт молекулярной биологии и генетики АН УССР (НАН Украины)

Учёная степень:

доктор биологических наук

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

МГУ

Научный руководитель:

С. С. Четвериков

Известен как:

открыватель мутагенного действия ДНК, экспериментально доказал возможность обратной передачи генетической информации от РНК к ДНК

Награды и премии:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Серге́й Миха́йлович Гершензо́н (11 февраля 1906, Москва — 7 апреля 1998, Киев) — советский генетик, микробиолог, академик АН Украины (1976), Герой Социалистического Труда (1990).





Биография

Родился в семье известного русского литератора-пушкиноведа Михаила Осиповича Гершензона и пианистки Марии Борисовны Гольденвейзер (сестры пианиста А. Б. Гольденвейзера).

Окончил Московский университет (1927), ученик С. С. Четверикова. В 19311935 гг. работал в Биологическом институте им. К. А. Тимирязева, в 19351937 — в Институте генетики АН СССР.

В Киев Сергей Михайлович прибыл в 1937 году по письменной просьбе легендарного отечественного эволюциониста Ивана Шмальгаузена. Последнему было поручено возглавить только что созданный институт, и, уходя на служебное повышение, он решил передать свою лабораторию генетики молодому перспективному выпускнику МГУ, кандидату биологических наук Сергею Гершензону.

В 19371941 гг. и 19441948 гг. заведовал кафедрой генетики и дарвинизма Киевского университета. Приказом Министерства высшего образования СССР от 23 августа 1948 года № 1208 «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев» освобождён от работы «как проводивший активную борьбу против мичуринцев и мичуринского учения и не обеспечивший воспитания советской молодёжи в духе передовой мичуринской биологии»[1].

В 19681973 гг. заведовал Сектором молекулярной биологии и генетики, а затем — отделом, в организованном на базе сектора, Институте молекулярной биологии и генетики АН УССР. С 1986 года — сотрудник Института физиологии растений и генетики АН УССР.

Научная деятельность

На основании проделанной там серии опытов с плодовой мушкой почти сразу же по возвращении из эвакуации Сергей Гершензон (в соавторстве с Н. Тарнавским и П. Ситько) публикует свою революционную статью о мутагенном действии тимусной ДНК на дрозофилу. И тем не менее Нобелевскую премию за это открытие несколькими годами позже вручают его более опытному зарубежному коллеге Герману Меллеру (США). Помимо химического мутагенеза, Сергей Гершензон обнаружил феномен «прыгающих генов» и обратную транскрипцию. Намного раньше американца Хейнца Френкель-Конрата он собрал из белков и нуклеиновых кислот живой вирус, хотя уровень технического обеспечения украинской биологии отставал на тот момент от заокеанского на много лет. Однако Стокгольм не замечал достижений советских учёных, чему была причина — гонения на генетику в СССР в сороковые-пятидесятые годы. В 1975 г. Нобелевской премией отмечается работа американцев Говарда Темина и Дэвида Балтимора, независимо повторивших открытие Гершензона (синтез вирусной ДНК на матрице зараженной полиэдрозом РНК). Следует отметить, что Дэвид Балтимор в письме Сергею Гершензону искренне извинился перед ним, поскольку не был знаком с его более ранними работами.

Основные труды в области популяционной и молекулярной генетики. Исследовал механизмы наследственной изменчивости в природных популяциях.

Преподавательская и просветительская деятельность

С. М. Гершензон много лет преподавал на кафедрах генетики МГУ и КГУ. Он перевёл на русский язык классический учебник по генетике Э. Синнота и Л. Денна «Курс генетики», изданного в СССР в 1931 году. Автор монографии «Основы современной генетики», которая издавалась дважды в 1979 и 1983 годах, и которая была удостоена Государственной премии Украины. С. М. Гершензон являлся главным редактором журнала «Цитология и генетика». Автор свыше 300 научных и научно-популярных работ, в том числе монографий: «Мутации», «Многообразное значение мейоза для проблем общей биологии» и др., а также автобиографической книги «Тропою генетики»[2].

Награды

  • Герой Социалистического Труда. Звание присвоено 16 октября 1990 года за особый вклад в сохранение и развитие генетики и селекции, подготовку высококвалифицированных научных кадров[3]

Напишите отзыв о статье "Гершензон, Сергей Михайлович"

Примечания

  1. [www.worklib.ru/laws/ussr/10012159.php Приказ Министерства высшего образования СССР от 23 августа 1948 года № 1208 «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев»]  (Проверено 6 декабря 2009)
  2. Гершензон З.С. [megabook.ru/article/%D0%93%D0%B5%D1%80%D1%88%D0%B5%D0%BD%D0%B7%D0%BE%D0%BD%20%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%B5%D0%B9%20%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B9%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Гершензон Сергей Михайлович]. Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия. Проверено 7 июля 2016.
  3. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=13101 О ПРИСВОЕНИИ ЗВАНИЯ ГЕРОЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА УЧЕНЫМ, ВНЕСШИМ ОСОБЫЙ ВКЛАД В СОХРАНЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ГЕНЕТИКИ И СЕЛЕКЦИИ]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10776 Гершензон, Сергей Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

  • [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=1228 Киевский календарь]

Отрывок, характеризующий Гершензон, Сергей Михайлович


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.