Герштенцвейг, Александр Данилович

Александр Данилович Герштенцвейг
Дата рождения	1818(1818)
Дата смерти	24 октября 1861(1861-10-24)
Место смерти	Варшава
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1837-1861
Звание	генерал-адъютант
Награды и премии	Иностранные:

Алекса́ндр Дани́лович Герштенцве́йг (1818 год — 24 октября 1861 года, Варшава) — российский военный и администратор. Сын генерала Даниила Герштенцвейга.

Биография

Окончил в 1837 году Пажеский корпус. 27 июля 1837 года из камер-пажей произведён в прапорщики лейб-гвардейского Преображенского полка.

3 января 1840 года А. Д. Герштенцвейг был назначен адъютантом к дежурному генералу Главного Штаба Его Величества генерал-адъютанту графу Клейнмихелю. 16 апреля 1840 года был произведен в подпоручики и 12 апреля 1842 года — в поручики.

31 августа 1842 года он был назначен адъютантом к графу Клейнмихелю, как главноуправляющему путями сообщений. В качестве адъютанта он исполнял важные его поручения: осматривал телеграфные линии, Московское шоссе, дороги Юго-Западного края, исследовал причины, замедлявшие судоходство по Тихвинскому каналу и реке Цне, наблюдал за заготовкой продовольственных продуктов в магазинах и за исполнением подрядчиками земляных работ на Петербургско-Московской железной дороге (в мае 1847 года).

7 апреля 1846 года он был произведен в штабс-капитаны, а 6 сентября 1847 года отчислен от должности адъютанта во фронт в свой полк и 11 апреля 1848 году произведен в капитаны. В полку он командовал ротой Его Величества и 3 апреля 1849 году был пожалован в флигель-адъютанты. В новом звании он сопровождал Государя в Варшаву и затем принял участие в Венгерском походе в отряде генерала Панютина, получив при этом чин полковника (15 июня) и орден Святого Владимира 4 степени с бантом (за сражение под Коморном) и австрийский орден Леопольда 2 степени. 3 августа того же года он был послан графом Паскевичем из Гросвардейна к Государю с известием о сдаче Гергея под Вилагошем и затем ездил в Петербург и Москву со знаменами, захваченными у неприятеля.

В 1850 году Александр Данилович Герштенцвейг состоял при императоре австрийском, приезжавшем в Россию, а в 1851 году усмирял бунт крестьян в Валдайском и Боровичском уездах Новгородской губернии, после чего производил при 3-м отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии следствие над лицами, прикосновенными к вышеупомянутому возмущению. Кроме того, он осматривал неоднократно части войск, расположенные в разных местностях империи, сопровождал Государя на смотры в Белую Церковь и Луцк, наблюдал за действиями по рекрутскому набору в Курской губернии.

Отправленный с особым Высочайшим поручением в Крым, он с 30 декабря 1854 года по 19 января 1855 года принимал участие в обороне Севастополя. По кончине Императора Николая I он был командирован в Бердичев и в Кишинёв для объявления о вступлении на престол Александра II и приведения к присяге войск Кирасирского корпуса и Дунайской армии.

17 апреля 1855 года он был произведён в генерал-майоры с назначением в Свиту Его Величества, а в 1859 году - в генерал-адъютанты (17.04.1859).

В лейб-гвардии дослужился до чина генерал-лейтенанта, заняв пост генерал-губернатора Варшавы. В 1861 году его должность - Варшавский военный генерал-губернатор, главный директор, председательствовавший в правительственной комиссии внутренних дел Царства Польского.

Дуэль и смерть

Губернатор стал жертвой так называемой американской дуэли. После ссоры с наместником Царства Польского российским генералом графом Карлом Карловичем Ламбертом, произошедшего из-за конфликта полномочий двух управителей польской столицы и резкого объяснения, чтобы избежать наказания за классическую дуэль, враги предпочли её «американский» вариант, то есть самоубийство вытянувшего неблагоприятный жребий. Секундантом с неохотой выступил генерал Хрулёв. Узелок платка достался Герштенцвейгу, и утром 5 октября 1861 года он сделал в себя два выстрела. Получил тяжелые ранения и через 19 дней скончался. Исключен из списков 7 ноября 1861 года. Похоронен в Троице-Сергиевой пустыни под Санкт-Петербургом.

Награды

Российской Империи:

• Орден Святого Станислава 3-й ст. (1841)
• Золотая медаль в память постройки Кремлёвского дворца (1849)
• Орден Святого Владимира 4-й ст. с бантом (1849)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1851), Императорская Корона к ордену (1854)
• Орден Святого Станислава 1-й ст. (1856)
• Орден Святого Владимира 3-й ст. с мечами (1856)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1857)
• знак отличия за 15 лет службы

Иностранных государств:

• Австрийский Орден Леопольда командорский крест (1850) (за усмирение Венгрии)
• Прусский Орден Красного орла 3-й степени (1852)
• Прусский Орден Святого Иоанна Иерусалимского (1852)
• Прусский Орден Красного орла 2-й степени со звездою (1856)

Семья

Внук польского генерела Антония Мадалинского. Жена — Елизавета Степановна Андреевская, дочь генерала Степана Степановича Андреевского от его брака с Елизаветой Алексеевной Пашковой, дочерью богатого бригадира А. А. Пашкова. В браке имели сына и двух дочерей.

• Александр (ум. 1873), в 1866 году из камер-пажей произведён в корнеты лейб-гвардейского Конного полка. 9 января 1869 года командирован в распоряжение командующего войсками Туркестанского военного округа. 17 апреля 1870 года произведён в поручики. 16 апреля 1872 года - штабс-ротмистр. Тоже покончил жизнь самоубийством. 22 апреля 1873 года исключен из списков полка умершим.
• Елизавета (1845—1907), фрейлина двора, замужем за С. С. Гончаровым.

Литература

• Герштенцвейг, Александр Данилович // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Список генералов по старшинству 1861 г., испр. по 13-е марта. СПб. Военная типография.
• Чулков Н. П. Герштенцвейг, Александр Данилович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Герштенцвейг, Александр Данилович

– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille