Гершуни, Владимир Львович
| Владимир Львович Гершуни | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
17 сентября 1994 (64 года) |
| Место смерти: | |
Владимир Львович Гершуни (18 марта 1930, Москва — 17 сентября 1994, Москва) — советский диссидент, советский и российский поэт. Племянник Григория Гершуни.
В 1949 г., обучаясь на первом курсе, арестован по обвинению в создании молодёжной подпольной организации и осуждён на 10 лет лагерей. Освобождён в 1954 году, работал каменщиком. В 1960-е гг. примкнул к правозащитному движению, подписал ряд коллективных писем, участвовал в сборе материалов для книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». В 1969 г. был повторно арестован, признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение в Орловскую психиатрическую больницу специализированного типа. Освобождён в 1974 году.
В 1978 году член Королевского колледжа психиатров (Великобритания) доктор Гарри Лоубер, посетив Москву и освидетельствовав девять советских политических инакомыслящих, в том числе и Гершуни, пришёл к выводу об отсутствии у них признаков психических заболеваний, которые требовали бы обязательного лечения на текущий момент или в прошлом[1].
Продолжая участвовать в диссидентской деятельности, Гершуни в 1976—1978 гг. был соредактором самиздатского журнала «Поиски» (1976—1978), в 1979 г. был одним из создателей Свободного межпрофессионального объединения трудящихся (СМОТ). Одновременно публиковал в советской прессе юмористические миниатюры под псевдонимом В. Львов. В 1982 г. в третий раз арестован за издание информационного бюллетеня СМОТ и помещён в специализированную психиатрическую больницу в Благовещенске, затем в Алма-Ате. Освобождён в 1987 году.
В качестве литератора наиболее известен своими палиндромами: по словам самого Гершуни,
В период триумфального шествия нашей политпсихиатрии (1969—1974 годы) автор убедился, что для здорового человека, надолго помещенного в желтый дом, составление перевертней — лучший способ спастись от сумасшествия. Эти упражнения, интеллектуальные, почти как шахматы, и азартные, почти как карты, до отказа заполняют досуг, стерилизуют сознание от всего, что могло бы ему повредить, перестраивают структуру мышления таким образом, чтобы оно было постоянно и прочно избавлено от изнуряющей его губительной зацикленности на ближнесущных проблемах, которая для зэка спецпсихтюрьмы может стать причиной духовной, моральной, а то и психической катастрофы[2].
Напишите отзыв о статье "Гершуни, Владимир Львович"
Примечания
- ↑ [books.google.com/?id=E1A1AAAAIAAJ Abuse of psychiatry in the Soviet Union: hearing before the Subcommittee on Human Rights and International Organizations of the Committee on Foreign Affairs and the Commission on Security and Cooperation in Europe, House of Representatives, Ninety-eighth Congress, first session, September 20, 1983]. — Washington: U.S. Government Printing Office, 1984.
- ↑ [magazines.russ.ru/novyi_mi/1994/9/gorelik04.html Владимир Гершуни. Суперэпус] // «Новый мир», 1994, № 9.
Ссылки
- [magazines.russ.ru/authors/g/gershuni/ Гершуни, Владимир Львович] в «Журнальном зале»
Отрывок, характеризующий Гершуни, Владимир Львович
Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
