Гершуни, Григорий Андреевич

Григорий Гершуни
Дата рождения:	1870(1870)
Место рождения:	Ковно, Российская империя
Дата смерти:	17 марта 1908(1908-03-17)
Место смерти:	Цюрих, Швейцария

Григо́рий Андре́евич Гершу́ни (Герш-Исаа́к Гершуни; 1870, Ковно, Российская империя — 17 марта 1908, Цюрих, Швейцария) — российский террорист, один из основателей «боевой организации» Партии социалистов-революционеров.

Биография

Родился в еврейской семье в Таврово, Ковенской губернии. В 1873 г. семья Гершуни переехала в Шавли (Шяуляй).

Не окончив гимназии из-за недостатка средств, сдал экзамены на аптекарского ученика и в 1895 году поступил на фармацевтические курсы Киевского университета. В 1896 году впервые арестован за связь с участниками студенческого движения, но быстро освобожден. Получив профессию провизора, Гершуни работает в Москве в Институте экспериментальной медицины.

В 1898 году переезжает в Минск, где устраивает лабораторию для бактериологических исследований. В свободное время он принимает деятельное участие в организации культурно-просветительской работы: организовал начальную школу для мальчиков, читает лекции в субботней школе для взрослых. При Минском обществе врачей Гершуни организует народные чтения, создает передвижной музей школьных пособий.

Всё больше увлекаясь революционными идеями, спустя некоторое время устраивает мастерскую станков для подпольных типографий, создает бюро изготовления нелегальных паспортов. Вместе с Е. К. Брешко-Брешковской Гершуни организовывал транспортировку нелегальной литературы из-за границы. В 1899 году Гершуни вступил в кружок «Рабочая партия политического освобождения России» и вскоре его возглавил. В это время большое влияние на Гершуни оказывала выдающаяся революционерка Е. Брешко-Брешковская, под воздействием которой он решил полностью посвятить себя делу революции.

В марте 1900 года была обнаружена нелегальная типография, созданная Гершуни, а 19 июня 1900 года он был арестован. На допросах у начальника Московского охранного отделения С. В. Зубатова Гершуни всячески отрицал свою связь с революционными организациями, что было нарушением неписаного кодекса революционной чести. В июле 1900 года был освобожден из-под следствия.

В начале 1901 года перешел на нелегальное положение. Летом того же года Гершуни объезжает Нижний Новгород, Самару, Уфу, Воронеж и другие города, устанавливая связи с кружками социалистов-революционеров, активизируя их деятельность. В конце 1901 года выехал за границу в качестве представителя южных и западных групп социалистов-революционеров, объединившихся в Южную партию социалистов-революционеров. В Женеве Гершуни участвовал в переговорах о создании Партии социалистов-революционеров (эсеров) вместе с Е. Ф. Азефом, М. Р. Гоцем, В. М. Черновым.

Гершуни первым наметил схему Боевой организации партии и обозначил её цели, считая, что

«Боевая организация не только совершает акт самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы».

Первый террористический акт был совершен 2 апреля 1902 года, в Санкт-Петербурге, когда С. Балмашёв двумя выстрелами из револьвера убил министра внутренних дел Д. С. Сипягина. 5 апреля 1902 года во время похорон Сипягина Гершуни планировал организовать террористические акты против обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева и петербургского генерал-губернатора Н. В. Клейгельса. Но из-за нерешительности участников покушения террористические акты не были осуществлены.

29 июля 1902 года рабочий Фома Качура стрелял в харьковском парке «Тиволи» в харьковского губернатора князя И. М. Оболенского, принимавшего участие в подавлении крестьянских волнений 1902 года в Харьковской губернии. Гершуни сопровождал Качуру на место теракта; И. Оболенский был легко ранен.

Чернов так писал о взглядах Гершуни на революционный террор:

«…Гершуни от революции требовал того же, чего гуманные люди требуют от полководцев. Избегать ненужных жертв, щадить побежденных, уважать интересы и жизнь нейтральных. Он с энтузиазмом отнесся к поступку И. Каляева, который, выйдя с бомбой против вел. князя Сергея, отступил, увидев рядом с вел. князем его жену и детей».

6 мая 1903 года члены боевой организации, железнодорожный рабочий Е. Дулебов и оставшийся неизвестным, в Соборном парке города Уфы застрелили уфимского губернатора Н. М. Богдановича, ответственного за расстрел рабочей демонстрации.

Популярность Гершуни после этих террористических актов необыкновенно возросла. В. Чернов писал о деятельности боевой организации: «Собственно центром боевой организации, диктатором её был Гершуни». Министр внутренних дел В. К. Плеве заявил С. Зубатову, что фотокарточка Гершуни будет стоять у него на столе, пока Гершуни не арестуют. С. Зубатов очень высоко оценивал революционно-террористические способности Гершуни и называл его «художником в деле террора».

13 мая 1903 г. Гершуни был арестован в Киеве. Военно-окружной суд в Петербурге в феврале 1904 г. приговорил Гершуни к смертной казни, она была заменена пожизненным заключением, которое он отбывал первоначально в Шлиссельбургской тюрьме для «ссыльно-каторжных политических преступников», а после упразднения тюрьмы 8 января 1906 г. в Акатуйской каторжной тюрьме в Восточной Сибири.

В 1906 году эсерами был организован побег Гершуни из тюрьмы. Его вынесли в бочке с капустой. Вдоль всего пути были организованы пункты, на которых для него меняли лошадей. Из Владивостока на японском судне он прибыл в Японию, а оттуда в США, где выступал на массовых митингах сторонников русской революции и собрал для партии сто восемьдесят тысяч долларов. В феврале 1907 г. Гершуни участвовал в работе 2-го съезда эсеровской партии в Финляндии, был избран в ЦК, где должен был руководить вместе с Е. Азефом всей террористической деятельностью партии.

В конце 1907 г., тяжело заболев (саркома легкого), он лег для лечения в швейцарский санаторий, где и умер. Уже тяжелобольной, узнав, что Е. Азеф, ставший главой Боевой организации после ареста Гершуни, обвинялся в провокаторстве, хотел поехать в Россию, чтобы вместе с Азефом совершить убийство Николая II, дабы этим актом реабилитировать своего преемника. Похоронен на Монпарнасском кладбище в Париже рядом с могилой П. Л. Лаврова, которого считал своим учителем.

Литература

• Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. — М., 1997.
• Кара и другие тюрьмы Нерчинской каторги. — М., 1927.
• Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. - М., 1998.

Ссылки

• [www.hrono.info/libris/lib_g/gershuni00.html Г. А. Гершуни. Из недавнего прошлого. — Париж: Издание ЦК ПСР, 1908.]
• [ldn-knigi.lib.ru/R/Tshernow.htm В. М. Чернов. В партии социалистов-революционеров. Воспоминания о восьми лидерах. — СПб, 2007.]
• [www.hrono.info/biograf/gershuni.html Подборка материалов и цитат о Г. А. Гершуни]
• [www.hrono.info/dokum/190_dok/19030516.html Об условиях заключения Г. А. Гершуни]
• [all-photo.ru/portret/gershuni/index.ru.html Фотография Г. А. Гершуни]

Отрывок, характеризующий Гершуни, Григорий Андреевич

– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.