Гетто

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ге́тто (от итал. ghetto nuovo «новая литейная») — части крупных городов, отведенные для принудительного поселения людей, дискриминируемых по национальному, расовому или религиозному признакам (первоначально евреи).





История

Появление

Считается, что в мусульманских странах особые кварталы и улицы для проживания евреев были выделены впервые в Марокко в 1280. Число домов в этих кварталах ограничивалось в целях сдерживания роста еврейского населения. В 16 в. еврейские гетто широко распространяются по Европе. Термин берёт начало в 1516 году в венецианском гетто (итал. Ghetto di Venezia) — изолированном каналами участке земли в районе Каннареджо (Венеция), где предписывалось жить венецианским евреям[1]. Однако само явление появилось значительно раньше. Обычно евреи селились вместе самостоятельно, а не по принуждению. Однако в 1239 году в Арагоне был издан указ, предписывающий всем евреям жить исключительно в специально отведённом для них квартале[1].

В дальнейшем еврейские гетто появились в Германии, Франции, Швейцарии и Италии. В России как таковое еврейское гетто отсутствовало, но подобное ограничение появилось в XVIII веке (т. н. «черта еврейской оседлости»). В 1555 папа Павел IV издал буллу, согласно которой евреи всех папских земель должны были селиться в раз и навсегда отведенных для этого местах, огражденных стеной, и не имели права покидать пределы гетто в ночное время и дни христианских праздников. Выходить на территорию города евреи должны были в специальных желтых шляпах. В гетто могла быть только одна синагога. Внутри поселения жизнь регулировалась раввинами. Контроль за порядком осуществляли стражники-христиане, охранявшие ворота гетто. Подобный режим существования гетто утвердился в Италии, Германии, Чехии, Польше, Литве. Крупнейшие гетто были в Риме, Венеции, Франкфурте-на-Майне и Праге. Несмотря на рост населения, расширять территорию гетто не разрешалось, вследствие чего перенаселенные еврейские кварталы очень быстро приходили в антисанитарное состояние. Поэтому словом «гетто» часто называют районы, населенные городской беднотой. Система еврейских гетто в Европе была сокрушена в период наполеоновских войн. Император Франции утверждал в завоеванных странах систему гражданского права, которое не допускало возможность дискриминации человека по религиозному признаку. Последнее гетто в Европе — римское — было упразднено только в 1870, когда Рим был присоединен к Итальянскому королевству в ходе Рисорджименто. На территориях Речи Посполитой, отошедших к Российской империи в конце 18 — начале 19 века гетто сохранились лишь в нескольких городах, в которых вплоть до 1862 было ограничено право поселения евреев вне специально отведенных улиц. В период Второй мировой войны 1939—1945 гг. фашисты создавали еврейские гетто в оккупированных городах Восточной Европы. По существу это были своеобразные концентрационные лагеря, население которых было почти полностью уничтожено. Крупнейшее гетто периода войны находилось в Варшаве. Вооруженные восстания узников Варшавского гетто в апреле 1943 и Белостокского гетто в августе 1943 вписали героические страницы в историю антифашистской борьбы народов Европы. В мусульманских странах компактные городские поселения евреев просуществовали до 20 в., до времени массовой эмиграции в Израиль. В настоящее время термин «гетто» иногда употребляется для районов города, где селятся национальные меньшинства (например, негритянское гетто в Нью-Йорке — Гарлем).

ХХ век

В первой половине XX века к идее «гетто» вернулись в некоторых вновь образованных европейских странах-лимитрофах, например Гетто за партами (см. Санация (Польша)). Оно обозначало сегрегацию в вузах: евреям предписывалось сидеть отдельно от остальных учащихся.

Вторая мировая война

В период Второй мировой войны словом «гетто» стали называть жилые зоны оккупированных территорий фашистской Германии, которые были созданы в целях уничтожения еврейского населения. Эта изоляция была частью политики так называемого «окончательного решения еврейского вопроса»[2][3][4][5][6].

Наибольшую известность получили:

Почти все узники еврейских гетто были уничтожены во время Холокоста (см. Катастрофа европейского еврейства).

Гетто в США

Некоторые историки сравнивают индейские резервации с гетто.[7] В настоящее время словом «гетто» часто называют районы городов США, населенные «цветными меньшинствами» — в основном афроамериканцами, пуэрториканцами, латиноамериканцами и т. д.

Общепринятое определение гетто — это общины, принадлежащие к однородной расе или этнической группе. К тому же, ключевой особенностью, которая развивалась в постиндустриальную эпоху и продолжает символизировать демографию американских гетто по сей день, является преобладание бедности. Бедность является отличительной чертой гетто от других пригородных или частных кварталов. Высокий процент бедности частично оправдывают миграционные трудности, которые стремятся ограничить социальные возможности и неравенства в обществе[8].

Городские районы в США часто могут быть классифицированы как «чёрный» или «белый», жителей которых, прежде всего, объединяет принадлежность к одной расовой группе[9]. Спустя сорок лет после эпохи афроамериканского гражданского права (1955—1968) Соединенные Штаты в большинстве своём по-прежнему остаются сегрегированным обществом, в котором «чёрные» и «белые» населяют разные районы, значительно отличающиеся качеством жизни[10][11].

Многие из этих районов расположены в северных городах, куда афроамериканцы переехали во время Великой миграции (1914—1950), в период, когда более миллиона[12] афроамериканцев переехали из сельской южной части Соединенных Штатов, чтобы избежать расизма, распространенного в те времена на юге, искать возможности для трудоустройства в городских условиях и улучшить качество жизни, которое на севере было выше[12].

Эти факторы обеспечили дальнейшее расовое и классовое разделение и, в конечном счёте, задали вектор развития современных гетто: множество промышленных предприятий и переселение жителей среднего и верхнего класса в пригородные районы. Между 1967 и 1987 экономическая перестройка привела к резкому снижению рабочих мест на производствах. В сочетании с переездом семей среднего класса и бизнеса в пригород это привело к значительному ухудшению экономической обстановки в городах. В результате чего афроамериканцы столкнулись с полной или частичной безработицей и с многократным уменьшением доходов. Соответственно, во внутренних районах таких городов как Нью-Йорк, Чикаго и Детройт стали преобладать «чёрные» общины[8].

Показательно сравнение демографической картины чёрных и европейских иммигрантов согласно рынку труда. Европейские иммигранты и афроамериканцы были приверженцами этнического разделения труда и впоследствии афроамериканцы стали преобладать в наименее безопасном секторе рынка труда. Дэвид Уорд называет эту устоявшуюся в афроамериканских гетто позицию как модель «лифта», согласно которой каждая группа иммигрантов или мигрантов участвует в процессах социальной мобильности и урбанизации, но некоторые группы не могут начать своё движение с первого этажа. Неумение афроамериканцев подниматься по социальному лифту, как предполагает Уорд, зависит от предрассудков и шаблонов сегрегации, полученных на юге, до Первой мировой войны. После миграции афроамериканцев на Север, большинство вакансий квалифицированных профессий занимались европейскими иммигрантами, таким образом, афроамериканцы стали больше задействованы на низкоквалифицированных работах. Низкий процент профессиональной успешности в чёрных общинах объясняется жёсткостью рынка труда, конкуренцией и криминальными столкновениями; добавив проблем к распространенной бедности и социальной нестабильности в афроамериканских гетто[13].

В годы после Второй мировой войны, многие белые американцы начали переезжать из центров городов в пригородные районы, процесс известный как «бегство белых»(англ. White flight). «Белый перелет» произошёл как ответ на переселение афроамериканцев в «белые» городские кварталы[14][15]. Дискриминационная практика в «белых» районах ограничила возможность афроамериканцев переселиться из центра города в пригород, даже если они были экономически в состоянии себе это позволить. В это же время происходило массовое расширение пригородных районов, доступных, в первую очередь, для белых семей среднего класса и выше, этому способствовало строительство шоссе и введение ипотеки, субсидируемой из федерального бюджета (В. А., FHA, HOLC). В результате было проще купить новый дом в пригороде, чем арендовать апартаменты в городе[16].

Соединенные Штаты начали реструктуризацию экономики после Второй мировой войны, демонстрируя свои технологические достижения и улучшения в эффективности. Структурный сдвиг 1973, во время постфордовской эпохи, стал важной составляющей в отношении гетто с рынком труда. Шарон Зукин заявляет об определении афроамериканцев в рабочей силе ниже рабочего класса: места низкоквалифицированных городских рабочих теперь даются выходцам из Мексики и Карибского бассейна. Кроме того, Зукин отмечает: «Качество социальных услуг резко снижается, а карательный и социальный контроль над бедным только увеличивается», например, увеличиваются полномочия сотрудников правоохранительных органов и тюремного заключения[17]. «Городской кризис» во время 1970-х и 1980-х годов подверг напряжению региональные власти, из-за различий в доходах и расовых признаках возникло сравнение «Белые „пончики“ вокруг чёрных дыр»[18]. Нельзя назвать случайностью, что жесткое расовое разделение произошло в период законов о гражданских правах, городских беспорядков и Black Power. Кроме того, Международная энциклопедия социальных наук подчеркивает различные проблемы, развитые в эпоху «городского кризиса» в том числе:
«Мало обслуживаемая инфраструктура, плохие жилищные условия, невозможность разместить растущее городское население региона, конфликты и конкуренция за ограниченные рабочие места, неспособность многих жителей конкурировать за новые рабочие места на основе технологий и напряженность в отношениях между государственным и частным секторами участвовали в формировании и росте американских гетто».
Совокупные экономические и социальные силы в гетто уступают место социальной, политической и экономической изоляции и неравенству.

В ответ на приток «чёрных» людей с Юга банки, страховые компании и предприятия начали отказывать в предоставлении или увеличивать стоимость своих услуг, таких как банковское дело, страхование, трудоустройство[19], здравоохранение. Данные по ценам на жилье и отношение к интеграции афроамериканцев в «белые» районы предполагают, что в середине ХХ века сегрегация была продуктом коллективных действий, предпринятых, чтобы исключить «чернокожих» из «белых» кварталов, то есть имела место ипотечная дискриминация[20].

Это означало, что этнические меньшинства могли обеспечить ипотечные кредиты только в некоторых районах, что привело к значительному увеличению в жилищно-расовой сегрегации и упадку городов в Соединённых Штатах[21].

После проведения антидискриминационной политики в жилищно-трудовой сфере, вызванной движениями за гражданские права, члены «чёрного» среднего класса начали выходить из гетто. Закон о запрещении дискриминации в сфере жилья был принят в 1968 году. Это был первый федеральный закон, который запретил дискриминацию при продаже и аренде жилья на основе расы, цвета кожи, национального происхождения, религии, пола, семейного положения и инвалидности. Таким образом дискриминация в жилищной сфере стала незаконной, новые возможности сделали доступной для чёрного сообщества возможность покинули гетто. Социологи часто называют это событие как «бегство чёрных». Члены чёрного среднего класса начинают дистанцироваться в социальном и культурном плане от жителей гетто во второй половине ХХ века. Это сопровождается переездом семей чёрного рабочего класса[22]. Уильям Джулиус Уилсон предполагает, что это переезд среднего и рабочего чёрного класса только ухудшает изоляцию чёрного низшего класса — Они не только социально и физически дистанцировались от белых, они также изолированы от чёрного среднего класса[23].

Существуют две основные теории, объясняющие возникновение и развитие американского гетто. Первая — это теория расовой дискриминации. Она гласит, что доминирующая расовая группа в США (белые англосаксонские протестанты) использует определённые расистские манипуляции для сохранения своей гегемонии над чернокожими и продолжения территориального разделения. Исследователи приводят аргументы влияния экономики на расовые разделения. Более современные исследования говорят о ряде мер, проводимых белыми американцами для сохранения жилищной раздельности по расовому признаку, поддерживаемым «белым» правительством. Слабое развитие ипотечных кредитов, бизнеса и вывод капитала из американских гетто, как полагают исследователи, напрямую связано с расовой дискриминацией. С другой стороны, исследователи больше склонны разделять другую теорию, классовую теорию. Эта теория гласит о том, что бедность является более важным фактором в структурировании американских гетто, чем расовая принадлежность. Несмотря на то, что жильцами гетто в основном являются люди, относящиеся к одной расовой группе, сторонники классовой теории выделяют роль и влияние более широких социальных структур в создании афроамериканских гетто. Влияние низкой заработной платы и безработицы, вызванной деиндустриализацией, переходящее из поколения в поколение, доказывает рост социально-экономического разделения между классами, положенное в создание американских гетто; никакого расизма[24]. Кроме того, теория бедности, впервые описанная Оскаром Льюисом, рассказывает о том, что продолжительное пребывание в нищете само по себе может стать культурным препятствием для социально-экономического успеха. В общем, в гетто поддерживаются мнения о социально-классовой разделённости, которое снижает возможность миграции будущих поколений[18].

Современные афроамериканские гетто характеризуются населением одного этнического происхождения, распространенностью преступлений, социальных проблем и политической бесправием. Шарон Зукин утверждает, что из-за этих соображений в обществе появился термин «плохой район»[17]. Многие ученые называют всю эту ситуацию в США как «век крайностей». Этот термин утверждает, что неравенство богатства и власти усиливает территориальное разделение, например, рост дорогих коттеджных поселков можно сравнить с процессом «геттолизацией» у бедного населения[18].

Несмотря на то, что в основном термин «гетто» используют для обозначения бедной, культурно или расово однородной городской местности, не все дома в афроамериканских гетто ветхие и дешевые, не все жители гетто страдают от нищеты. Для многих афроамериканцев, гетто означает слово «дом»: место зарождения подлинной афроамериканской культуры, место борьбы и страдания за право быть чёрным в Америке. Афроамериканский поэт и драматург Лэнгстон Хьюз описывает жизнь в гетто в своих произведениях «Negro Ghetto»(1931) и «The Heart of Harlem» (1945). Драматург Огаст Уилсон использовал также описывает гетто в своих произведениях «Ma Rainey’s Black Bottom»(1984) и «Fences»(1987), опираясь на опыт жизни в чёрном гетто Питсбурга[25].

Ежеквартальный журнал The Geographical Review утверждает, что степень жилищной сегрегации чернокожего населения больше, чем в любой другой этнической группе в населения Америки, но чернокожие не имели политической власти, необходимой для осуществления контроля над улучшением здравоохранения, образования и благосостояния[26]. Ученые были заинтересованы в изучении афроамериканских гетто именно по причине низкого уровня жизни резидентов и их уязвимости к социальным проблемам. Перед американскими гетто также стоит проблема географических и политических барьеров, и, как подчёркивает Дорин Мэсси, расовая сегрегация в афроамериканских гетто бросает вызов демократическим основам Америки[18].

«Геттоизация» в современной России

Говорить о существовании гетто в историческом смысле этого слова в России нельзя: несмотря на то, что страна многонациональна, правительство в разные годы препятствовало образованию каких-либо национальных общин в мегаполисах. В 30-е годы 20 века из Москвы и Санкт-Петербурга были депортированы многие малые народы: латыши, эстонцы, литовцы, поляки, финны и немцы и т.д, а позже — ингуши, чеченцы, калмыки, крымские татары, греки, венгры, болгары и др..

В новейшей истории Москвы некоторые предпосылки для формирования определённых национальных общин существуют: достаточно вспомнить Черкизовский рынок, рядом с которым проживали десятки тысяч азербайджанцев, узбеков, таджиков, китайцев и вьетнамцев. Некоторые демографы также обеспокоены прибывающими в Россию (речь, в основном, о Дальнем Востоке и Сибири) китайцами, которые как раз склонны селиться рядом друг с другом.

Тем не менее основную опасность «геттоизации» градостроители и планировщики территорий связывают вовсе не с опасностью возникновения национальных гетто, а предпосылками маргинализации тех мест, где жилая застройка выполнена с нарушением норм градостроительного регулирования. В частности, это касается территорий с повышенной плотностью застройки, необеспеченных рабочими местами и достаточной инфраструктурой, в том числе и транспортной: там уже практически наступил транспортный коллапс, резко снижающий качество жизни. К таким районам относятся подмосковные Балашиха, Одинцово, Королёв (город), Химки. Эксперты усматривают риски также и в том, что при общем спаде экономики России и понижении платежеспособности населения, некоторые районы Подмосковья может ожидать участь американского квартала Пруитт-Айгоу.

Впрочем, есть и другие претенденты на звание «новые гетто»: это местности с ветхим и/или аварийным жилым фондом, где нет работы и возможности уехать, где нельзя продать квартиру и проч., свидетельствующие о начале процесса [www.rcmm.ru/ekonomika-i-biznes/24471-u-nas-getto-poka-net-no-potencial-imeetsya.html «геттоизации»] в России.

Напишите отзыв о статье "Гетто"

Примечания

  1. 1 2 Штереншис, 2008, с. 295.
  2. Каганович А. [www.jewniverse.ru/RED/Kaganovich/Belarusia%5B2%5D.htm Вопросы и задачи исследования мест принудительного содержания евреев на территории Беларуси в 1941—1944 годах] // Сост. и ред. Я. З. Басин. Актуальные вопросы изучения Холокоста на территории Беларуси в годы немецко-фашистской оккупации : Сборник научных работ. — Мн.: Ковчег, 2005. — Вып. 1.
  3. [www1.yadvashem.org/yv/ru/museum/gallery06.asp Окончательное решение еврейского вопроса и восстания в гетто]. Музей истории Катастрофы (Шоа). Яд Вашем. Проверено 21 мая 2012. [www.webcitation.org/695Dk2Tsj Архивировано из первоисточника 11 июля 2012].
  4. [www.ushmm.org/wlc/ru/article.php?ModuleId=10005059 Гетто]. Энциклопедия Холокоста. Американский мемориальный музей Холокоста. Проверено 9 августа 2009. [www.webcitation.org/614kk6VI5 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  5. [www.ushmm.org/wlc/ru/article.php?ModuleId=10005151 "Окончательное решение еврейского вопроса". Обзор]. Американский мемориальный музей Холокоста. Проверено 21 мая 2012. [www.webcitation.org/695DobHJS Архивировано из первоисточника 11 июля 2012].
  6. Одед Шремер и др. [www.lookstein.org/russian/lekcii-his/his_22.php Современный антисемитизм и Катастрофа (конец XIX века - 1945 г.)]. Курс лекций по истории еврейского народа. Бар-Иланский университет. Проверено 23 мая 2012. [www.webcitation.org/695DruEEN Архивировано из первоисточника 11 июля 2012].
  7. [www.bibliotekar.ru/maya/tom/29.htm Дискриминация индейцев]
  8. 1 2 Darity, William A., Jr., ed. «Ghetto.» International Encyclopedia of the Social Sciences 3.2 (2008): 311-14. Gale Virtual Reference Library. Web. 25 Oct. 2012.
  9. Inequality and Segregation R Sethi, R Somanathan — Journal of Political Economy, 2004
  10. Douglas S. Massey (August 2004). «Segration and Strafication: A Biosocial Perspective». Douglas S. Massey (August 2004). Douglas S. Massey (August 2004). "Segration and Strafication: A Biosocial Perspective". Du Bois Review: Social Science Research on Race 1 (1): 7–25.
  11. [www.jstor.org/stable/10.1086/424742?seq=1#page_scan_tab_contents Sethi, Rajiv; Somanathan, Rohini (2004). «Inequality and Segregation»]
  12. 1 2 [www.pbs.org/program/retired-site/ Retired Site | PBS Programs | PBS]. Retired Site | PBS Programs | PBS. Проверено 28 декабря 2015.
  13. Ward, David. «The Ethnic Ghetto in the United States: Past and Present.» Transactions of the Institute of British Geographers ns 7.3 (1982): 257-75. JSTOR. Web. 26 Oct. 2012
  14. The Suburban Racial Dilemma: Housing and Neighborhoods By William Dennis Keating. Temple University Press. 1994. ISBN 1-56639-147-4
  15. Central City White Flight: Racial and Nonracial Causes William H. Frey American Sociological Review, Vol. 44, No. 3 (Jun., 1979), pp. 425—448
  16. [www.public.asu.edu/~wplotkin/DeedsWeb/fha38.html "Racial" Provisions of FHA Underwriting Manual, 1938].(недоступная ссылка)
  17. 1 2 Zukin, Sharon. «How 'Bad' Is It?: Institutions and Intentions in the Study of the American Ghetto.» International Journal or Urban and Regional Research 22.3 (2002): 511-20. Wiley Online Library. Web. 28 Oct. 2012.
  18. 1 2 3 4 Fischer, Claude S., Gretchen Stockmayer, Jon Stiles, and Michael Hout. «Distinguishing the Geographical Levels and Social Dimensions of U.S. Metropolitan Segregation, 1960—2000.» Demography 41.7 (2004): 37-59.
  19. Nicolas Boccard; Yves Zenou. [dial.uclouvain.be/downloader/downloader.php?pid=boreal:4025&datastream=PDF_01 Racial Discrimination and Redlining in Cities]. Université catholique de Louvain.
  20. The Rise and Decline of the American Ghetto David M. Cutler, Edward L. Glaeser, Jacob L. Vigdor The Journal of Political Economy, Vol. 107, No. 3 (Jun., 1999), pp. 455—506
  21. Jackson, Kenneth T. (1985). Crabgrass Frontier: The Suburbanization of the United States. New York: Oxford University Press. ISBN 0-19-504983-7.
  22. Anderson, Elijah (1990). Streetwise: Race, Class, and Change in an Urban Community. The University of Chicago Press. p. 2. ISBN 0-226-01816-4.
  23. Wilson, William Julius (1987). The Truly Disadvantaged: The Inner City, the Underclass, and Public Policy. The University of Chicago Press. pp. 7-8. ISBN 0-226-90131-9.
  24. Shelton, Jason E. «Ghetto.» Encyclopedia of Race, Ethnicity, and Society. 2008. SAGE Knowledge. Web. 25 Oct. 2012.
  25. [www.bostonfed.org/economic/nerr/rr1997/spring/glsr97_2.htm Ghettos: The Changing Consequences of Ethnic Isolation- Boston Fed]. www.bostonfed.org. Проверено 28 декабря 2015.
  26. [www.jstor.org/stable/213241?seq=1#page_scan_tab_contents Geographical Record on JSTOR]. www.jstor.org. Проверено 28 декабря 2015.

Литература

См. также


Отрывок, характеризующий Гетто


Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.