Гетто в Борковичах
| Гетто в Борковичах | |
 Место расстрела евреев - узников гетто в Борковичах и памятник | |
| Местонахождение | |
|---|---|
| Период существования |
лето 1941 — сентябрь 1941 года |
| Число погибших |
более 100 |
| Гетто в Борковичах на Викискладе | |
Гетто в Бо́рковичах (лето 1941 — сентябрь 1941) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев деревни Борковичи Верхнедвинского района Витебской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.
Содержание
Оккупация Борковичей и создание гетто
До войны евреи в Борковичах жили компактно — в центре местечка, вдоль улицы, которая вела на Дисну, к югу от железнодорожного переезда[1]
Немецкие войска оккупировали Борковичи 10 июля 1941 года[2]. Захватив местечко, немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто. Евреев согнали в «Народный дом», где до войны был сельский клуб — напротив комендатуры[1][3].
Условия в гетто
По одним свидетельствам, гетто было огорожено колючей проволокой и охранялось только перед окончательным уничтожением. По другим сведениям — гетто не было огорожено, но накануне расправы евреям запретили покидать свои дома[1][3].
Евреев использовали на принудительных работах. Гиту Динкину насмерть забил сапогами немец, которому она стирала белье[4][3].
Уничтожение гетто
В один из дней в начале сентября 1941 года (23 февраля 1942[5]) всех евреев из «Народного дома» вывели и погнали пешком по дороге на деревню Магеры. Их отвели примерно за 2 километра, где напротив через дорогу от заправочной МТС, справа от шоссе на Дисну, метрах в 150—200 в лесу была заранее выкопана расстрельная яма. Для этого оккупанты накануне пригнали местных мужчин. Колонну узников охраняли немцы с собаками и полицаи, и также часть карателей ехала позади колонны на подводах[3].
Руководил «акцией» (таким эвфемизмом гитлеровцы называли организованные ими массовые убийства) начальник Борковичской военной полиции Филор Мартин и следователь Борковичского отдела военной полиции Шнайдер Рудя[3].
Поперек ямы была положена доска. Обречённых людей по 5 человек подводили к яме, приказывали идти по доске и в это время стреляли. В яму падали и убитые, и раненые, и просто потерявшие равновесие. Местных мужчин, которые копали яму, заранее отвели в лес, чтобы они не видели сам расстрел[3].
После расстрела полицаи забросали убитых еловыми ветками, затем снова пригнали мужиков и под угрозой смерти приказали им закопать яму[3].
Всего были убиты более 100 человек[1].
Память
В 2013 году на могиле жертв геноцида евреев усилиями фонда Лазаруса был установлен памятник.
Напишите отзыв о статье "Гетто в Борковичах"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 А. Буболо. [shtetle.co.il/Shtetls/borkovichi/bubolo.html В Борковичах]
- ↑ «Памяць. Верхнядзвінскі раён», 1999, с. 221.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 А. Шульман. [shtetle.co.il/Shtetls/borkovichi/tropa.html Тропа забвения]
- ↑ Светлана Лапина. [shtetle.co.il/Shtetls/borkovichi/lapina.html Мою бабушку звали Розой…]
- ↑ [www.yadvashem.org/yv/ru/remembrance/names/killing_sites_details.asp?table=belarus&country=%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%81%D1%8C&district=%D0%92%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%B1%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F Места и память Холокоста в СССР. Витебская область.]
Источники
- У. С. Богау, А. Ф. Бубала i iнш. (рэдкал.); А. Ф. Бубала. (уклад.). «Памяць. Верхнядзвінскі раён». Гісторыка-дакументальная хроніка гарадоў і раѐнаў Беларусі. кнiга 1. — Мн.: "Палiграфафармленне", 1999. — 526 с. — ISBN 985-6351-06-5. (белор.)
См. также
Отрывок, характеризующий Гетто в Борковичах
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
