Холокост в Воложинском районе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Холокост в Воло́жинском районе — систематическое преследование и уничтожение евреев на территории Воложинского района Минской области оккупационными властями нацистской Германии и коллаборационистами в 1941—1944 годах во время Второй мировой войны, в рамках политики «Окончательного решения еврейского вопроса» — составная часть Холокоста в Белоруссии и Катастрофы европейского еврейства.

Из административного распоряжения № 1 командующего тылом группы армий «Центр» генерала фон Шенкендорфа от 7 июля 1941 года[1][2]:

«III. Отличительные знаки для евреев и евреек
1. Все евреи и еврейки, находящиеся на занятой русской территории и достигшие 10-летнего возраста, немедленно обязаны носить на правом рукаве верхней одежды и платья белую полосу шириной в 10 см с нарисованной на ней сионистской звездой или же жёлтую повязку шириной в 10 см.
2. Такими повязками обеспечивают себя сами евреи и еврейки.
3. Евреев категорически запрещается приветствовать. Нарушители будут строжайше наказываться местным комендантом по месту жительства.»





Геноцид евреев в районе

К 26 июня 1941 года войска вермахта полностью заняли Воложинский район и установили в нём оккупационный режим — так называемый «новый порядок». Всего за годы оккупации в районе были убиты около 6000 евреев[3].

Гетто

На территории района были созданы 5 гетто — в Воложине, Ракове, Забрезье, Вишнево и Ивенце, в которых немцы и их пособники замучили и убили около 6 000 евреев[4][5].

Вишнево

В Вишневском гетто (июль 1941 — 26 сентября 1942) были убито более 2 000 евреев.

Воложин

В Воложинском гетто (август 1941 — июнь 1943) было убито около 3 000 евреев.

Забрезье

В деревне Забрезье перед войной евреи составляли значительную часть населения[3].

В первые же дни после оккупации немцы согнали евреев в гетто. Территория гетто была обнесена дощатым забором и несколькими рядами колючей проволоки. Евреям под страхом смерти запрещалось появляться без опознавательного знака - пришитой на верхнюю одежду латы[3].

Над узниками безнаказанно издевались. Например, часто немцы и полицаи под звуки музыки выгоняли евреев из гетто, заставляли встать на четвереньки и в таком виде гнали на поле, где принуждали зубами выщипывать траву и вырывать дерн, а также пить из луж грязную воду. Тех, кто отказывался это делать, избивали насмерть плетками и дубинками[3].

В июле (зимой[3]) 1942 года узников гетто заперли в сарае, который облили бензином, и сожгли живьём. Пытающихся выбраться из огня расстреливали. Всего в этот день были расстреляны и сожжены заживо около 180 евреев[3]. По свидетельствам очевидцев, в церкви во время службы священник просил: «„Люди, не трогайте опустевшие еврейские хаты. Не берите даже иголочки“, но, к сожалению, этому следовали не все»[6].

Антонина Фоминична и Иван Фомич Карповичи спасли еврейскую девочку Фаину Шапиро, за что были удостоены почетного звания «Праведник народов мира» от израильского мемориального института «Яд ва-Шем» «в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны». Её брат Вульф, имея возможность бежать, предпочёл остаться с матерью в гетто и погиб вместе со всей семьёй[6].

Спастись в Забрезье сумели только несколько юношей и девушек, убежавших из гетто и примкнувших в лесу к партизанам. Старикам идти было некуда, и немцы, понимая это, даже отпускали их из гетто подкормиться, когда за несколько дней перед уничтожением гетто держали узников совсем без еды. Евреи уходили, а потом покорно возвращались ждать смерти в большое гумно, в котором их и сожгли[6].

Ивенец

В Ивенецком гетто (10 ноября 1941 — 9 июня 1942) было убито более 1 000 евреев.

Раков

В Раковском гетто (август 1941 — февраль 1942) было убито примерно 1 050 евреев.

Источники

  • Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
  • Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2236&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида] (из книги «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.»
  • [rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%B8%D1%88%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BE Вишнево] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
  • [rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B6%D0%B8%D0%BD Воложин] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
  • [rujen.ru/index.php/%D0%98%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%86 Ивенец] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
  • Г. К. Кiсялёў, А. Э. Кейзiк i iнш. (рэдкал.), К. I. Козак, А. I. Кузняцоў (укладальнiкi). «Памяць. Пастаўскi раён». — Мн.: БЕЛТА, 2001. — 688 с. — ISBN 985-6302-35-8.  (белор.)

Напишите отзыв о статье "Холокост в Воложинском районе"

Литература

  • Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
  • Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
  • Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
  • Винница Г. Р. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн.: Ковчег, 2011. — 360 с. — 150 экз. — ISBN 978-985-6950-96-7.

Примечания

  1. «Памяць. Пастаўскi раён», 2001, с. 211.
  2. [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 4683, опись 3, дело 952, листы 1-5
  3. 1 2 3 4 5 6 М. Новак. «Кровавый след в истории». Газета «Працоўная слава» Воложинского районного исполнительного комитета, №№ 174-175 (8342-8343), 10 ноября 2009 года, с. 5  (белор.)
  4. [volozhin.com/history/war.php В годы Великой Отечественной войны]
  5. [www.volozhin.gov.by/65_years/volozhinskii-raion-v-gody-velikoi-otechestvennoi-v.html Воложинский район в годы Великой Отечественной войны]
  6. 1 2 3 [7days.belta.by/7days.nsf/last/F90726DCD260BC4242256D6E0043C7B8?OpenDocument Газета «7 дней». И. Кандаурова. «На аллее Праведников перед их прахом склоняют головы»]

См. также

Отрывок, характеризующий Холокост в Воложинском районе

Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.