Гетто в Дятлово (Гродненская область)

Гетто в Дятлово
Памятник 3000 евреям Дятлово, убитым 6 августа 1942 года.
Тип	закрытое
Местонахождение	Дятлово Гродненская область
Период существования	22 февраля — 8 августа 1942
Председатель юденрата	Альтер Дворецкий
Гетто в Дятлово на Викискладе

Гетто в Дя́тлово (22 февраля 1942 — 8 августа 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Дятлово Дятловского района Гродненской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Дятлово и создание гетто

Перед войной в Дятлово проживали 2 376 евреев — почти 60% местного населения. В 1939—1941 годах в город прибыло множество еврейских беженцев из западной и центральной Польши, захваченной Германией. К июню 1941 года еврейское население Дятлово возросло до более чем 4 500 человек.

Местечко находилось под немецкой оккупацией 3 года — с 30 июня 1941 года до 9 июля 1944 года.

Сразу после оккупации военный комендант Дятлово приказал евреям под страхом смерти носить спереди и сзади желтые нашивки на одежде. 23 июля 1941 года около 120 из наиболее уважаемых евреев из списка, составленного айнзатцгруппой, собрали на площади. Среди арестованных были Альтер Дворецкий, раввин, и Янкель Каплан. За взятки, данные полицаям, удалось освободить Дворецкого и раввина. Остальных забрали якобы на принудительные работы, но через два дня выяснилось, что их убили в лесу около казармы в Новогрудке.

В конце августа 1941 года был сформирован юденрат. В его состав вошли Альтер Дворецкий, Гирш Виньямович (Hirshl Benyamovitz), Иегуда Луский (Luski), Моше-Мендель Лейзерович, Эли Новоленский (Novolenski), Довид Сендеровский, Файвель Эпштейн, Шауль Каплинский, раввин Ицхок Рейсер (Jitzhok Reicer) и Берл Рабинович. Шмуэль Кустин (Kustin) был назначен председателем юденрата, а Дворецкий — его заместителем. Вскоре 37-летний Дворецкий (он получил образование адвоката в Берлине и Варшаве) заменил Кустина в качестве главы юденрата.

На второй день праздника Суккот 1941 года немцы без предупреждения застрелили на улице Яакова Ноа (Noa). 28 ноября 1941 года евреев Дятлово заставили сдать все ценные вещи. Либе Герковского (Gercowski) обвинили в сокрытии золота и застрелили на глазах у всех. В этот же день юденрат обязали выбрать 4 стекольщика и 15 плотников, которых увезли в неизвестном направлении. 15 декабря 1941 года около 400 евреев-мужчин отправили в трудовой лагерь в Дворжец для работы на строительстве аэродрома под контролем нацистской организации Тодта.

22 февраля 1942 (сентябрь 1942) года нацисты согнали всех дятловских евреев (4 500 человек) в гетто, которое было организовано в районе синагоги.

Условия в гетто

Гетто было закрытого типа, полностью изолировано от внешнего мира, огорожено деревянным забором с колючей проволокой, и круглосуточно охранялось, двое местных полицейских всегда дежурили у ворот.

Любые контакты с нееврейским населением, даже разговоры, запрещались под страхом смерти, передача еды в гетто наказывалась расстрелом обеих сторон. Тем не менее, крестьяне ухитрялись приносить в гетто еду, продавая её за золото, одежду и другие вещи. Евреев, выводя из гетто в колоннах на принудительные работы, тщательно охраняли. В дома, освобождённые от неевреев, немцы заселили по 5-6 семей, многие семьи были разделены. В каждой комнате были вынуждены ютиться по 8 и более человек. Мебель из домов в гетто была вынесена, чтобы вместить всюду двухъярусные кровати.

Сопротивление в гетто

Осенью 1941 года, ещё до создания гетто, Альтер Дворецкий организовал подпольную группу сопротивления численностью около 60 человек. Он установил связи с евреями в близлежащих сёлах, а также с группой оперативников Красной армии, которые организовывали партизанские отряды в этом районе. Дворецкий разделил группу на 20 ячеек, каждая из которых состояла из 3-х человек. Некоторое количество оружия они смогли заполучить ещё за месяц до образования гетто. Около десяти членов подпольной организации сумели войти в состав еврейской полиции гетто.

Группа во главе с Дворецким ставила следующие цели: собирать деньги, чтобы купить оружие и принести его в гетто; подготовить вооруженное восстание и нападение на военную комендатуру в том случае, если немцы начнут ликвидировать гетто; убедить нееврейское население не сотрудничать с немцами.

20 апреля 1942 года Дворецкий и 6 его соратников были вынуждены бежать в лес после того, как немцы узнали об их организации; сам Альтер Дворецкий вскоре после этого был убит в засаде.

Уничтожение гетто

Гетто было уничтожено, в основном, в результате двух массовых расстрелов узников — в апреле и августе 1942 года (в декабре 1941 года и июле 1942 года). Во многих документах и свидетельствах ликвидация Дятловского гетто известна под названием «Резня в Дятлово» (en:Dzyatlava massacre).

В апреле 1942 года немцы задержали одного из подпольщиков с оружием. 29 апреля 1942 года немцы арестовали юденрат и окружили гетто. На рассвете 30 апреля всем евреям приказали идти на старое кладбище, находящееся внутри гетто. Немцы и полицаи стали водить евреев из домов, избивая их ногами и убивая на месте тех, кто не желал подчиняться. Они отобрали «ненужных», по их мнению, людей — женщин, стариков и детей, отделив их от молодых квалифицированных рабочих. Около 1 200 отобранных евреев (точная цифра до сих пор неизвестна, а на могиле указано 3 000) погнали прямо по улицам Дятлово в лес на южной окраине города. Обречённые люди шли, кричали и рыдали, прощаясь с родственниками, а местным жителям нацисты приказали не высовываться из домов, и выставили вдоль дороги охрану с собаками. В лесу уже заранее были выкопаны ямы, и евреев начали убивать группами по 20 человек. В ходе акции (таким эвфемизмом немцы называли организованные ими массовые убийства) немецкий комиссар района отобрал тех, кто имел справку о своей профессии, а также членов их семей — благодаря этому около ста человек вернулись в гетто. Непосредственно убивали евреев как немцы, так и белорусские и литовские полицаи.

Узники, оставшиеся в этот день в живых, поняли, что нужно что-то срочно делать для спасения. Они начали копать ямы-убежища («малины»), где можно было бы спрятаться. Сохранилось свидетельство о женщине с плачущим младенцем, которой прятавшиеся в одной из подобных ям люди сказали: «или выходи или задуши его, чтобы он всех нас не сдал» — и она вышла, не смогла убить своего ребёнка. Эти подземные укрытия помогли многим евреям пережить последующие расстрелы и пожар в гетто, а нескольким узникам местные жители помогли впоследствии убежать в лес. По некоторым данным, удалось спастись около 500 евреям.

Второе массовое убийство евреев Дятловского гетто началось 6 августа 1942 года и продолжалось 3 дня. Узники гетто пытались прятаться в подготовленных землянках. В результате этих расстрелов от 1 500 до 3 000 евреев были убиты и захоронены в 3-х братских могилах на еврейском кладбище на южной окраине Дятлово. В этот раз в уничтожении еврейского населения Дятлово также принимали участие солдаты и офицеры 36-го полицейского батальона, сформированного в начале 1942 года из добровольцев на территории Эстонии. Оставили в живых чуть более 200 еврейских ремесленников-специалистов — их перевели в гетто Новогрудка.

На этом закончилась история не только Дятловского гетто, и еврейской общины Дятлово. Всего за время оккупации гитлеровцы замучили и убили в Дятлово 3 500 евреев. Несколько сотен евреев смогли спастись и бо́льшей частью дожили до освобождения в семейном партизанском лагере. Остались задокументированы имена некоторых организаторов и исполнителей массовых убийств евреев Дятлово: зондерфюрер СС Глейман, немецкий военнослужащий Глебка, обер-лейтенант Убрих, лейтенанты Кихлер, Ридель и Браун, обер-лейтенант Егнсон, капитаны Мальхер и Майдель.

Случаи спасения

Чудом спасся из гетто Абрам Яковлевич Каплан, который пережил войну и стал последним из коренных дятловцев, жившим в родном посёлке.

В августе 1942 года несколько десятков человек из гетто Дятлово были попутно, во время выполнения своей оперативной задачи, освобождены партизанским отрядом под командованием Е. Атласа.

Польская семья — Ян и Йозефа (Józefa) Ярмолович (Jarmolowicz (Jarmolowitz)) — в течение года прятали 5 евреев на своей ферме, за что впоследствии были удостоены почетного звания «Праведник народов мира» от израильского мемориального института «Яд ва-Шем» «в знак глубочайшей признательности за помощь, оказанную еврейскому народу в годы Второй мировой войны»

Память

Из 3 500 убитых евреев Дятлово фамилии 1 601 человека до настоящего времени установить не удалось.

В 1945 году в Дятлово был установлен самодельный обелиск жертвам Катастрофы.

Памятники установлены на братской могиле узников гетто, расстрелянных и замученных оккупантами в августе 1942 года, и могиле евреев, расстрелянных и замученных в апреле 1942 года.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2236&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида] (из книги «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.»
• [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 845, опись 1, дело 6, лист 37;
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 81, дело 102, листы 1-56;
• [rujen.ru/index.php/%D0%94%D1%8F%D1%82%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%BE Дятлово] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
• Зональный архив Барановичей, — фонд 616, опись 1, дело 70, лист 73;
• Архив Яд Вашем, М-33/1159;

Ссылки

• Ж. С. Наговонская. [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:dONDzJtBInkJ:www.holocf.ru/Editor/assets/Diatlovo.doc+%D0%9A%D0%BE%D0%B7%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0+%D0%B3%D0%B5%D1%82%D1%82%D0%BE&cd=10&hl=ru&ct=clnk&gl=by Тема «Холокоста» в системе воспитательной работы гимназии № 1 г. Дятлово]
• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/Holocaust/Chronology_1942.html Holocaust Chronology of 1942]  (англ.)

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Israel Gutman. Encyclopedia of the Holocaust. Macmillan, 1990. Page 374.  (англ.)
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 965-308-010-5
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Дятловском районе
• Восстания в еврейских гетто
• Еврейское сопротивление в период Холокоста

Отрывок, характеризующий Гетто в Дятлово (Гродненская область)

– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.