Гетто в Копыси
| Гетто в Копыси | |
 Копысь в списке уничтоженных во время Холокоста еврейских общин в «Долине Уничтоженных общин» в музее Яд Вашем | |
| Тип |
закрытое |
|---|---|
| Местонахождение | |
| Период существования |
октябрь 1941 — |
| Гетто в Копыси на Викискладе | |
Гетто в Ко́пыси (октябрь 1941 — 14 января 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев посёлка Копысь Оршанского района Витебской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.
Содержание
Оккупация Копыси и создание гетто
По переписи населения 1939 года численность евреев в местечке Копысь составляла 405 человек — 9,91 % от общего числа жителей[1]. С началом войны некоторое количество евреев эвакуировалось на восток страны, а часть была демобилизована в ряды Красной армии.
Копысь была оккупирована немецкими войсками 11 июля 1941 года[2].
В августе 1941 года прибывшее подразделение айнзатцгруппы «В» провело первую «акцию» (таким эвфемизмом нацисты называли организованные ими массовые убийства) — расстреляв семь евреев-мужчин по обвинению «в коммунистической агитации»[3].
В октябре 1941 года немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто, находившееся в домах Копысского льнозавода. Гетто охранялось, а выход из него был запрещен, — оно представляло собой так называемый «закрытый тип» гетто[4].
Узников использовали на самых тяжелых и грязных принудительных работах[5].
Уничтожение гетто
Накануне расстрела гитлеровцы взорвали мерзлую землю в овраге «Мергль», готовя яму евреям Копыси. Утром 14 января 1942 года немцы выгнали евреев из гетто и по 15 человек стали загонять в яму, предварительно раздев людей до нательного белья. Затем укладывали на землю, убивая выстрелом в затылок. Во время казни учительница начальной еврейской школы Р. А. Кунина прокричала палачам, что «скоро придет Красная Армия и за всё отомстит»[6].
На следующий день, то есть 15 января 1942 года, нацисты расстреляли прятавшуюся семью Мелихан из трех человек. Чуть дольше смог укрываться председатель довоенного местечкового совета Гилин Ханон, которого после обнаружения нацисты повесили[6].
Сумели сбежать из гетто и спастись Тевье и Абрам Шмеркины, вступившие в дальнейшем в партизанский отряд имени Кутузова[6].
Память
В 1973 году на братской могиле жертв геноцида евреев, в 300 метрах к юго-западу от поселка, была сооружена железобетонная тумба с надписью: «Здесь в январе 1942 года гитлеровцами расстреляно около 250 человек, жителей поселка Копысь»[7][8].
Напишите отзыв о статье "Гетто в Копыси"
Примечания
- ↑ Distribution of the Jewish population of the USSR 1939 / edit. Mordechai Altshuler. — Jerusalem, 1993. — P. 39.
- ↑ Кузнецов, П. Г. Пролетарская Московско-Минская.- М., 1975. — С. 54.
- ↑ Klein, P (Hg.). Die Einsatzgruppen in der Besetzten Sowjetunnion 1941/42. — Berlin, 1997. — S. 137. (нем.)
- ↑ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). — фонд 7021, опись 84, дело 10, лист 326
- ↑ «Памяць. Орша. Аршанскi раён», кнiга 1-я., 1999, с. 307.
- ↑ 1 2 3 Г. Р. Винница. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн., 2011, стр. 305—307 ISBN 978-985-6950-96-7
- ↑ Збор помнiкау гiсторыi i культуры Беларусi — Мiнск, 1985.-С. 108.
- ↑ [jhrgbelarus.org/Heritage_Holocaust.php?pid=&lang=en&city_id=264&type=3 Holocaust in Kopys] (англ.)
Источники
- Г. П. Пашкоў, Т. Г. Iгнацьева i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Орша. Аршанскi раён». Гісторыка-дакументальная хроніка гарадоў і раѐнаў Беларусі. У 2 кнiгах. Кнiга 1-я. — Мн.: "Беларуская энцыклапедыя", 1999. — ISBN 985-11-0156-7. (белор.)
Дополнительная литература
- Л. Смиловицкий, «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.», Тель-Авив, 2000
- Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
- Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.
См. также
Отрывок, характеризующий Гетто в Копыси
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
