Гетто в Лядах (Витебская область)

Гетто в Лядах
Памятник евреям - узникам гетто в Лядах
Тип	закрытое
Местонахождение	Ляды Витебской области
Период существования	лето 1941 — 2 апреля 1942
Гетто в Лядах на Викискладе

Гетто в Ляда́х — (лето 1941 — 2 апреля 1942) еврейские гетто, место принудительного переселения евреев деревни Ляды Дубровенского района Витебской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Ляд и создание гетто

В 1939 году в Лядах жило 897 евреев, и, хотя много еврейской молодёжи покинуло посёлок, уехав на учёбу в крупные города, в Лядах насчитывалось 300 еврейских домов.

Ляды были захвачены частями вермахта 15 (14) июля 1941 года, и оккупация продлилась до 8 октября 1943 года. Начальником полиции поставили Куликовского — сына бывшего ляднянского священника, который вернулся в Ляды с немцами, и который проявил себя на этом посту настоящим садистом. Бургомистром волости стал Остапенко, который вместе с Куликовским лично участвовал в расстрелах евреев.

Сразу после оккупации спецподразделения СС вместе с местными коллаборационистами превратили Ляды в гетто — местечко охранялось постовыми, особо тщательно в ночное время.

Евреев заставляли выполнять самые тяжелые работы, а евреев-мужчин впрягали в телеги летом и в сани зимой и заставляли вместо лошадей возить воду для немцев из реки Мереи. Узники голыми руками в мороз мостили кирпичом центральную улицу местечка, при этом им запрещали пользоваться носилками и инструментами, и даже просто выпрямлять спину.

Из воспоминаний Цали Тамаркина — одного из немногих, вырвавшихся из гетто: «Первую „акцию“ нацисты провели в конце сентября 1941 г. Каратели приехали из города Красного, собрали евреев и загнали в лощину северо-западнее Лядов. Привезли на телеге Сару Малкину, Таню Кальнер, Исаака Кузнецова, Изю Юхвич и других. Зачитали приказ о том, что молодые люди наносили вред немецкой армии и расстреляли. Потом всех погнали на еврейское кладбище, где стояли две скамьи с розгами. С дикими криками разделили мужчин, женщин и детей. По очереди укладывали на скамьи и секли розгами. Взяли заложников и объявили, что расстреляют, если к утру не получат от евреев определенное количество серебра и золота. Чтобы усилить впечатление, отделили от мужчин 29 „интеллигентов“ и расстреляли. Потрясённые люди стали сносить в юденрат сохранившиеся у них столовые приборы, рюмки, кольца, серьги. Когда этого оказалось мало — стали вырывать зубные коронки. Заложников выпустили».

Немцы очень серьёзно относились к возможности еврейского сопротивления, и поэтому в первую очередь убивали в гетто или ещё до его создания евреев-мужчин в возрасте от 15 до 50 лет — несмотря на экономическую нецелесообразность, так как это были самые трудоспособные узники. По этой причине уже в сентябре 1941 года нацисты расстреляли в Лядах группу евреев-мужчин.

В феврале 1942 года фашисты организовали в Лядах ещё и так называемое «малое гетто» в школе и парке возле неё, загнав туда сотни евреев. В начале марта 1942 года в Лядах создали ещё одно гетто, куда пригоняли евреев и из ближайших деревень. В апреле 1942 года полицейские открыли по теснящимся в здании школы в «малом гетто» людям огонь из пулеметов, заставив оставшихся в живых захоронить убитых в общей могиле на кладбище.

Уничтожение гетто

В первый день Песаха, 2 апреля 1942 года, всех евреев в Лядах — 1200 человек — согнали и под усиленным конвоем повели в гору по Старой смоленской дороге к противотанковому рву в 300 метрах от дороги. Людей выводили группами по 100 и 200 человек и расстреливали. Убийство продолжалось целый день. Многие просто упавшие в яму и раненые были закопаны живыми.

Русская семья спрятала еврейскую девочку лет 11-12 на хуторе Бухарино, но кто-то её выдал. Её привели обратно в гетто, сломали каждый палец и убили. Одним из её убийц был местный житель Иван Пузырёв.

Помимо нацистов, в убийствах евреев в Лядах принимали участие полицаи из местных жителей, украинские полицаи и «народники» из гарнизона рабочего посёлка Осинторф, впоследствии влившиеся в ряды РОА — «Русской освободительной армии».

«Перед пасхой (апрель 1942 года) немцы учинили чудовищную расправу над пленными. Группами по 200 и более человек гитлеровцы выводили их к противотанковому рву, раздевали догола, приказывали ложиться, а затем расстреливали из пулеметов и автоматов. Многих детей бросали в ров живыми и закапывали вместе с расстрелянными. Некоторым детям перед мученической смертью немцы ударом о колено переламывали позвоночник, руки, ноги. („А маленьких детей сначала переламывали об колено и бросали вниз“…) Общее руководство расстрелом и сам расстрел осуществляли отряд СС, которым командовал обервахмистр Генрих Буль».

Всего с 18 июля 1941 года по 8 октября 1943 года немцы убили в Лядах более 2000 евреев, а многие из обитателей гетто погибли от голода и тифа.

Случаи спасения

Выжили чудом только нескольких евреев местечка Ляды:

• Фрида Залмановна Великовская (по мужу Коган), репатриировался с семьей в Израиль;
• Дора Борисовна Малкина (по мужу Котляр), умерла в 1996 году в Москве;
• Илья Самойлович Фрадкин, умер в 1980-х годах в городе Фрязино Московской области;
• Ара Длы, живёт в Санкт-Петербурге;
• Сестры Нина и Женя Зильберборд, бежали из гетто, стали партизанками, жили после войны в Дубровно Витебской области, умерли в 1990-х годах;
• Тамаркин Вячеслав Львович, впоследствии репатриировался в Израиль, написал книгу о Лядах.

Память

Уже на следующий день после освобождения местечка представители ЧГК произвели раскопку расстрельного рва, обнаружив там обезображенные тела убитых евреев.

19 июня 1966 года родственники погибших евреев на свои средства изготовили и установили рядом с Лядами на месте расстрела узников гетто памятник «Жертвам фашизма» без упоминания о евреях — надпись говорит о «советских гражданах».

Опубликованы неполные списки убитых в Лядах евреев.

После войны в местечко вернулись только несколько евреев, а в середине 1990-х годов скончался Лев Соломонович Эренбург — последний еврей местечка Ляды.

Источники

• Ф.С. Кулакоў, М.А. Ляшчынскi, А.Л. Петрашкевiч i iнш. (рэдкал.), А.Я. Гаўруцiкаў, Р.П. Кахноўская (укладальнiкi). «Памяць. Дубровенскi раён». — Мн.: «Палiграфафармленне», 1997. — ISBN 985-6351-02-02.  (белор.)
• Л. Смиловицкий, [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2255&Club_ID=1 Свидетели нацистского геноцида евреев на территории Белоруссии в 1941—1944 гг.];
• [shtetle.co.il/Shtetls/lyady/lyady_rozenberg.html Проект «Голоса еврейских местечек. Витебская область». Ляды];
• [shtetle.co.il/Shtetls/lyady/zolotovichi.html Р. А. Золотовицкий. Месторождение смысла жизни];
• [mishpoha.org/library/03/0304.shtml Вячеслав Тамаркин. Глас убиенных молчать не даёт!];
• Зональный государственный архив (ЗГА) в г. Орше, фонд 778, опись 3, дело 1а, лист 2;
• [rujen.ru/index.php/%D0%9B%D1%8F%D0%B4%D1%8B Ляды] — статья из Российской еврейской энциклопедии
• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.

Дополнительная литература

• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, стр. 16 ISBN 9653080105
• Еврейская энциклопедия Т.1 /Под ред. Гаркевич и Кацнельсона. М.: Терра, 1991. (репритное воспроизведение издания)
• Р. А. Черноглазова, Х. Хеер. Трагедия евреев Белоруссии в 1941—1944 гг.: сборник материалов и документов Мн.: издательство Э. С. Гальперин, 1997, ISBN 985627902X

См. также

• Гетто в Дубровенском районе

Отрывок, характеризующий Гетто в Лядах (Витебская область)

– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.