Гетто в Миорах

Гетто в Миорах
Памятник евреям в Миорах - жертвам нацистов и их пособников
Местонахождение	Миоры Витебской области
Период существования	лето 1941 — 2 июня 1942 года
Число погибших	более 2000
Председатель юденрата	Менахем Шейнер
Гетто в Миорах на Викискладе

Гетто в Мио́рах (лето 1941 — 2 июня 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Миоры Витебской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Миор и создание гетто

В 1939 году в Миорах из примерно 800 жителей почти 600 составляли евреи.

Миоры были захвачены немецкими войсками 3 июля 1941 года, и оккупация продлилась 3 года — до 4 июля 1944 года. Эвакуироваться до прихода немцев почти никто не успел.

После оккупации в Миорах был учрежден юденрат, возглавить который нацисты принудили Менахема Шейнера. Вскоре немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто, куда согнали также и евреев из близлежащих деревень.

Под гетто оккупанты отвели часть домов на площади местечка. В гетто люди страдали и умирали от голода, болезней и постоянных издевательств. Председатель юденрата не мог оказать узникам гетто никакой помощи, и под страхом смерти был вынужден исполнять приказы нацистов.

Уничтожение гетто

Из воспоминаний И. С. Воробьева: «Первую группу евреев расстреляли полностью, вторая группа уже поняла, в чём дело. Как раз люди гнали скот. Там деревушка есть Русачки. Когда погнали скот, евреи спрятались за коровами. Немцы не стреляли. Скот жалели больше, чем людей. А может, думали, что никуда евреи не убегут. 43 человека пришли к нам в партизанскую бригаду: Давид Гельван, Зуся — фамилии не помню, Нехамчин Саша, Мукотонин Исаак, Мукотонин Цви-Мендел (погиб), его сестра (погибла), Арон Ицик, Ифин».

2 июня 1942 года айнзатцкоманда из Глубокого согнала всех узников гетто на площадь. Их уложили лицом к земле, а потом перегнали в гумно и склады, откуда на грузовиках отвозили к месту расстрела. Там евреев группами отводили к заранее вырытой расстрельной яме, через которую были переброшены несколько досок. Яма находилась на еврейском кладбище рядом с деревней Крюковщина (Крюковка) (Новопогостский сельсовет).

Обреченным людям приказывали раздеться и идти по этим доскам. В это время в них стреляли — в яму падали и убитые, и раненые, и вообще не задетые пулями люди, а сверху на них падали тела следующих жертв. Яма была окружена полицией. Немцы заранее предупредили местных жителей, что если евреи будут убегать, то за помощь в их поимке будут давать по два пуда соли за каждого схваченного.

Когда евреев гнали к ямам, некоторые из них выбрасывали по дороге семейные фотографии и документы, которые хранили до последнего момента, в надежде, что эти бумаги подберут и когда-нибудь передадут спасшимся или вернувшимся с фронта родным.

Почти трое суток после расстрела земля на могиле шевелилась, потому что среди засыпанных людей были ещё живые. Из-под насыпанной земли текла кровь, и немцы несколько дней заставляли крестьян возить на подводах землю и дополнительно засыпать яму.

В тот день, 2 июня 1942 года, во время «акции» (таким эвфемизмом нацисты называли организованные ими массовые убийства) были расстреляны 779 евреев (около 1300).

Впоследствии рядом с этим местом немцы убивали цыган.

Также были убиты все евреи в расположенных рядом деревнях Блошники (теперь Калиновое) (Язненский сельсовет), Леонполь (Узмёнский сельсовет) и на хуторе Липово-2 (Узмёнский сельсовет).

Массовыми убийствами евреев в Миорах и районе руководили: комендант жандармерии Куба, его помощники Шур, Франке Вильгельм, лейтенант Эрнст Бродский, жандармы Гамбер и Трам, и другие.

Случаи спасения

2 июня 1942 года часть евреев гетто предприняли массовую попытку побега. В донесении гебитскомиссара города Глубокое генеральному комиссару Беларуси об уничтожении евреев от 1 июля 1942 года говорится, что «2 июня 1942 года расстреляно 779 евреев из гетто в г. Миоры. Узники предприняли массовую попытку побега из гетто, и 70-80 из них удалось бежать». Часть из сбежавших во время расстрела — 43 человека — пришли в партизанские отряды.

Память

Всего в период оккупации в Миорах были убиты более 2000 евреев — как местных, так и из соседних деревень, местечек и хуторов.

Сразу после освобождения житель Миор, бывший узник гетто и партизан М. Люльчинский (Люлинский) составил список погибших евреев из 669 человек.

На сегодняшний день известны фамилии более 800 погибших евреев.

В конце 1950-х — начале 1960-х годов во время строительства Миорского мясокомбината значительную часть еврейского кладбища снесли. В эти же годы родственники погибших в гетто собрали деньги и на могиле жертв геноцида евреев установили обелиск. От старого кладбища осталось только несколько надгробных камней, которые положили рядом с памятником. Место огородили забором.

Источники

• Г. М. Маняк, В. I. Марцiновiч i iнш. (рэдкал.); Л. А. Матэленак. (уклад.). «Памяць. Мiёрскi раён». Гісторыка-дакументальная хроніка гарадоў і раѐнаў Беларусі.. — Мн.: "Беларуская навука", 1998. — 632 с. — ISBN 985-08-0260-X.  (белор.)
• А. Шульман. [mishpoha.org/library/07/0701.php В краю голубых озёр]
• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд Вашем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Миорском районе

Отрывок, характеризующий Гетто в Миорах

Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.