Гетто в Ракове (Минская область)

Раковское гетто
Памятник евреям Ракова, сожжёным нацистами в синагоге 4 февраля 1942 года
Местонахождение	Раков Минской области
Период существования	август 1941 — 4 февраля 1942
Число погибших	1 050
Раковское гетто на Викискладе

Ра́ковское гетто (август 1941 — 4 февраля 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Раков Минской области в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Ракова и создание гетто

Перед войной в Ракове жили 928 евреев.

В первый же день оккуцпации Ракова частями вермахта в городе была организована полиция. Сразу же начались безнаказанные грабежи еврейского имущества. В грабежах евреев особо отличились полицаи Антон Шидловский, Ян Цыбульский, Владислав Курьян, Ян Лукашевич, Ян Алешко, Василий Яцкевич.

В августе 1941 года немцы, реализуя гитлеровскую программу уничтожения евреев, согнали евреев Ракова в гетто.

В сентябре 1941 года комендантом полиции Ракова назначили Ясинского, уроженца хутора у станции Алехновичи, а его помощником — Сурвилло. Они постоянно требовали от евреев одежду и обувь для своих любовниц, и после освобождения города в сарае Рословской, сожительницы заместителя гебитскомиссара Вилейки Генделя, обнаружили много мебели, посуды и личных вещей, награбленных у раковских евреев.

26 сентября 1941 года гебитскомиссар Гендель заставил принести из синагоги на городскую площадь свитки Торы и сжечь их, а еврейских девушек заставили при этом танцевать и петь «hа-Тикву».

Уничтожение гетто

29 сентября 1941 года на еврейский Новый год 112 (105) мужчин Ракова в возрасте от 16 до 50 лет были убиты нацистами около деревни Бузуны, в 5 км от Ракова в сторону Радошковичей, а их тела перенесены на кладбище.

4 февраля 1942 года евреев Ракова загнали в «Холодную» синагогу (одну из четырёх раковских синагог), забрали всё хоть сколько-либо ценное, заставили раздеться, после чего издевались и били. Затем каратели облили синагогу бензином и бросили внутрь здания гранаты. В этот день сгорели 928 евреев (950).

Всего с августа 1941 года по февраль 1942 года в Ракове было убито 1 050 евреев.

Память

В центре посёлка, на месте бывшей синагоги, сожжённой в 1942 году вместе с евреями, в 1955 году был установлен символический памятный знак в виде дерева с обрубленными стволом и сучьями.

10 июля 2005 года на еврейском кладбище Ракова был открыт памятник жертвам Холокоста. На камне на белорусском, иврите и английском языках выбит текст: «Жертвам нацизма. Здесь осенью 1941 зверски замучены 112 евреев деревни Раков». Это место массового убийства было обнаружено комиссией по увековечению памяти жертв Катастрофы, учрежденной руководителями еврейских общин и организаций Беларуси.

Раковский музей-галерея братьев Янушкевичей стоит на месте дома, в котором до 1942 года жил пекарь Ёсель Красносельский, семья которого погибла в Раковском гетто. До уничтожения гетто они сложили домашнее имущество в медные бочки и закопали. После войны во время строительства эти бочки нашли, и теперь домашняя утварь погибшей еврейской семьи стала частью коллекции бытовых предметов экспозиции музея.

Источники

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — фонд 845, опись 1, дело 63, лист 33;
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 89, дело 14, листы 20об., 48-54;
• М. Новак. «Кровавый след в истории». Газета «Працоўная слава» Воложинского районного исполнительного комитета, №№ 174-175 (8342-8343), 10 ноября 2009 года, с. 5  (белор.)

Литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

Ссылки

• [lj.rossia.org/users/vadim_i_z/1021149.html Прогулка по Ракову. Раков еврейский]

См. также

• Гетто в Воложинском районе

Отрывок, характеризующий Гетто в Ракове (Минская область)

Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]