Гетто в Ружанах

Гетто в Ружанах
Тип	открытое
Местонахождение	Ружаны Пружанского района Брестской области
Период существования	осень 1941 — 2 ноября 1942 года
Число погибших	около 4000

Гетто в Ружа́нах (осень 1941 — 2 ноября 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев города Ружаны Пружанского района Брестской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

Оккупация Ружан и создание гетто

По предвоенной переписи 1939 года в Ружанах из 5000 жителей евреев было около 80 % — 3900 человек, которых также много жило и в двух соседних деревнях — Павлово и Константиново (Ружанский поссовет). После германской оккупации Польши еврейское население Ружан резко возросло из-за евреев-беженцев с запада.

Ружаны были захвачены немецкими войсками 23 (24) июня 1941 года и находились под оккупацией более 3-х лет — до 13 (12) июля 1944 года.

После оккупации старостой (войтом) Ружан поставили Рапацкого. Немцы и коллаборационисты сразу начали грабить еврейское население. В июле 1941 года на евреев Ружан была наложена «контрибуция» в размере 10 кг золота и 20 кг серебра. Под страхом смерти евреям было приказано соблюдать многочисленные ограничения и запреты и постоянно носить на правом рукаве белую повязку со словом «юде».

Сразу начались «акции» (таким эвфемизмом гитлеровцы называли организованные ими массовые убийства). 12 июля 1941 года немцы убили 12 евреев, представителей интеллигенции, 14 июля 1941 года — 18 (40) евреев, обвиненных в том, что они коммунисты.

Для контроля исполнения своих приказов среди евреев немцы создали юденрат, первой обязанностью которого стала регистрация еврейского населения.

Осенью 1941 года немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто. По приказу слонимского гебитскомиссара Кая евреи Ружан в 5-дневный срок были согнаны в район западной части города, пределы которого под страхом смерти узники не имели права покидать — более 4000 человек. Туда же была отправлена и часть евреев из близлежащих населённых пунктов — в том числе, из деревень Павлово и Константиново, из Слонима и Коссово.

Условия в гетто

Гетто не было огорожено и не охранялось, но за выход за указанные границы грозил расстрел. В гетто действовал комендантский час — после девяти вечера запрещалось ходить по улицам, за нарушение полагался расстрел.

Узников использовали на принудительных тяжелых и изнурительных работах — прокладке шоссейных дорог, рытье траншей, разборе завалов, ремонте зданий.

Уничтожение гетто

2 ноября 1942 года немецкие подразделения совместно с отрядами белорусской вспомогательной полиции и жандармерией во главе с комендантом Миллером окружили гетто, евреев (примерно 3500 человек) собрали и пешком погнали в Волковыское гетто. Часть евреев была расстреляна ещё в Ружанах (120 человек) и по дороге — те, кто не мог идти, большей частью старики, больные и дети. В Волковыске угнанных людей непродолжительное время продержали в лагерях, а затем убили.

В конце ноября 1942 года оставшиеся в живых ружанские евреи были депортированы в лагерь смерти Треблинка.

Погибли почти все 4000 узников ружанского гетто.

Память

В 1 километре к северо-западу от Ружан, в лесу, установлен памятник на братской могиле евреев, подпольщиков и советских военнопленных, в которой покоятся от 3000 до 4000 человек. В 1965 году на этой могиле был установлен обелиск в память о ружанских евреях, жертвах Катастрофы.

Литература

• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• I.П. Шамякiн (галоўны рэдактар), Г.К. Кисялёў, Я.В. Малашэвiч i iнш. (рэдкал.). «Памяць. Гiсторыка-дакументальная хронiка Пружанскага раёна». — Мн.: «Беларуская энцыклапедыя», 1992. — 455 с. — ISBN 5-85700-094-7.  (белор.)
• [rujen.ru/index.php/%D0%A0%D1%83%D0%B6%D0%B0%D0%BD%D1%8B Ружаны] — статья из Российской еврейской энциклопедии;
• Государственный архив Брестской области (ГАБО), — фонд 514, опись 1, дело 204, листы 2, 4, 5;
• Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). — фонд 7021, опись 83, дело 22, листы 4-6;

Дополнительная литература

• Смиловицкий Л. Л. [drive.google.com/file/d/0B6aCed1Z3JywSFpZRkJXaHp0YXc/view?usp=sharing Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944]. — Тель-Авив: Библиотека Матвея Черного, 2000. — 432 с. — ISBN 965-7094-24-0.
• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, ISBN 9653080105
• Черноглазова Р. А., Хеер Х. Трагедия евреев Белоруссии в 1941— 1944 гг.: сборник материалов и документов. — Изд. 2-е, испр. и доп.. — Мн.: Э. С. Гальперин, 1997. — 398 с. — 1000 экз. — ISBN 985627902X.

См. также

• Гетто в Пружанском районе

Отрывок, характеризующий Гетто в Ружанах

Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.