Гетто в Славном (Толочинский район)
| Гетто в Славном (Толочинский район) | |
 Новый памятник убитым евреям деревни Славное | |
| Местонахождение | |
|---|---|
| Период существования |
9 июля 1941 — |
| Число погибших |
более 140 |
| Гетто в Славном (Толочинский район) на Викискладе | |
Гетто в Сла́вном (9 июля 1941 — 15 марта 1942) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев деревни Славное Толочинского района Витебской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.
Содержание
Оккупация Славного и создание гетто
С началом войны мало кто из евреев деревни Славное (Славненский сельсовет) решились бежать на восток. Многие спрятались в лесах, но старики, помнившие немцев по Первой мировой войне, уговорили их вернуться домой[1]. Деревня была занята немецкими войсками 8 июля 1941 года[2].
На следующий же день после оккупации, 9 июля 1941 года, немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, организовали в местечке гетто. Гетто находилось на улице Толочинской (сегодня — улица Парковая), и вначале туда были согнаны примерно 100 евреев[1][3].
Евреи были обязаны носить не снимая нарукавные повязки с жёлтой звездой. Охрану гетто осуществляли полицаи (известна фамилия одного из них — Пашковский), а с наступлением темноты евреям было запрещено покидать дома. Трудоспособных евреев использовали на разных работах[3].
«Бобики» (так в народе презрительно называли полицаев[4][5]) постоянно грабили евреев и издевались над ними. Например, Шолома Шпунта заставляли тащить телегу вместо лошади[3].
Уничтожение гетто
Узников гетто — 140 человек — расстреляли 15 (16[1]) марта 1942 года около деревни Глиники[1]. Часть евреев закопали живыми[3][6].
Случаи спасения
Известны отдельные попытки спасения евреев. Сестры Равич прятались в деревне Яблонька, но были убиты по доносу. Смогли также спастись несколько девушек — Вера Погорелая, Аня Соловьева и другие, которых вовремя предупредили о расстреле, и они смогли бежать[3].
Беленькую Л. Г. с двухлетней дочкой на руках вытолкнули из колонны мать и свекровь. Раненная в ногу, она прибежала в деревню Глинники, оставила ребёнка у подруги, а сама спряталась в деревне Губарево у Антонины Станиславовны Бабицкой. Ребёнка выдала немцам соседка, и они разорвали его за ножки, а Беленькая, спустя долгое время придя в себя, ушла к партизанам[1].
Погорелую Веру предупредил об «акции» (таким эвфемизмом нацисты называли организованные ими массовые убийства) пожилой немец. Неделю девушка пряталась у местных подруг, а потом её отправили на восток[1].
Память
После войны жертвам геноцида евреев в Славном был установлен памятник. В 2015 году на месте старого памятника был возведен новый мемориальный комплекс.
Источники
- ↑ 1 2 3 4 5 6 М. Хмелюк, М. Королев. [www.natal.by/2013/01/28/%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE-%D0%B7%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D0%B5%D0%B9-%D0%B8-%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%B9%E2%80%A6 «Стали просто землей и травой…»]
- ↑ [fotoobzor.wordpress.com/%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D0%B8/%D1%81%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D1%82%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%87%D0%B8%D0%BD%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0/ Сквозь даль веков]
- ↑ 1 2 3 4 5 Л. Смиловицкий. [www.souz.co.il/clubs/read.html?article=2237&Club_ID=1 Гетто Белоруссии — примеры геноцида]
- ↑ «Памяць. Асiповiцкi район» / уклад.: П. С. Качановiч, В. У. Xypciк; рэдкал.: Г. К. Кiсялёу, П. С. Качановiч i iнш. — Мiнск: БЕЛТА, 2002 ISBN 985-6302-36-6 (белор.)
- ↑ А. Адамович, Я. Брыль, В. Колесник. [kamunikat.org/download.php?item=14106-1.pdf&pubref=14106 «Я з вогненнай вёскі…»] / Мінск: Мастацкая літаратура, 1975
- ↑ [shtetle.co.il/Shtetls/slavnoe/boroda.html Свидетельство Менухи Борода]
Дополнительная литература
- Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов. / Под ред. Ицхака Арада. — М.: Тарбут; Текст, 1992. — С. 16. — ISBN 965-308-010-5
- Р. А. Черноглазова, Х. Хеер (нем.). Трагедия евреев Белоруссии в 1941—1944 гг.: сборник материалов и документов. — Мн.: Изд-во Э. С. Гальперин, 1997. — ISBN 985-6279-02-X
См. также
Напишите отзыв о статье "Гетто в Славном (Толочинский район)"
Отрывок, характеризующий Гетто в Славном (Толочинский район)
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
