Гефс, Гийом
| Гийом Гефс | |
| фр. Guillaume Geefs | |
| Жанр: | |
|---|---|
Гийом (Виллем) Гефс (фр. Guillaume Geefs; 1805—1883) — бельгийский скульптор; брат скульпторов Йозефа Гефса и Алоизия Гефса, муж художницы Фанни Корр.
Биография
Гийом (Виллем) Гефс родился 10 сентября 1805 года в городе Антверпене. Воспитывался в Антверпенской академии художеств (фр. Académie royale des beaux-arts d'Anvers) и, получив от неё первостепенную награду за статую Ахиллеса, отправился в Париж, совершенствовался там под руководством Жюля Этьенна Раме и затем самостоятельно занимался в Италии[1].
По возвращении своем в Бельгию он нашел обширное поприще деятельности по исполнению национальных монументов и других скульптурных заказов. Из многочисленных его произведений достойны внимания: монумент на площади Мучеников в Брюсселе в честь граждан, павших в борьбе за независимость в 1830 году (сооружен в 1838 году); портретные статуи генерала Огюстена Даниэля Бельяра и графа Мерода, погибших в этой борьбе (в брюссельской церкви Святого Гудулы); памятники композитору Грегори в Люттихе (1842), Рубенсу в Антверпене (1840), колоссальная статуя бельгийского короля Леопольда I и четыре угловые фигуры в брюссельском памятнике этому государю (1859); резанная из дерева кафедра с пятью мраморными статуями в нишах в Люттихском соборе; статуя Карла Великого в церкви Святого Гервасия в Мастрихте, мраморная группа «Влюбленный лев»; группа «Павел и Виргиния»; статуи «Франческа-да-Римини», «Меланхолия» и другие[1].
В 1836 году Гефс женился на бельгийской художнице Изабелле Марии Франсуазе Корр, более известной как Фанни Гефс. Её братья Эрин Корр и Генри Корр (как и братья Гефса Йозеф и Алоизий) тоже посвятили свою жизнь изобразительному искусству.
В конце XIX — начале XX века русский искусствовед и музейный деятель А. И. Сомов, на страницах Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, дал следующую оценку творчеству Гефса: «Портретные произведения этого художника нередко страдают недостатком настоящей жизни; зато идеальные фигуры свидетельствуют об его тонком чувстве красоты»[1].
Гийом Гефс умер 19 января 1883 года в Схарбеке.
Напишите отзыв о статье "Гефс, Гийом"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Сомов А. И. Гэфс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Гефс, Гийом
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
